фото: Наталья Мущинкина

Дальнейшая история «вставания с колен» (или «восстания Фениксом из пепла» — как больше нравится) показала, что даже ладно сбитое юное поп-тело, если на него и были желающие, предпочло пробиваться в люди, не торгуя ни этим самым телом, ни талантом.

Многое, что делал юный поп-старлет, категорически противоречило устоявшимся «канонам жанра», распугивало потенциальных инвесторов, но в итоге визуальная тщедушность растерянного мышонка оказалась ложным миражом.

Тихой сапой, титаническим трудом, шаг за шагом певец и артист завоевывал свое место под солнцем на поп-сцене, часто раздражая многих вызывающей упрямостью, как ту же Ксению Собчак, которая годами не могла успокоиться от упрямой фантазии г-на Лазарева жениться на Лере Кудрявцевой.

К счастью для всех троих, потешный брак не состоялся (да и мог ли!), Собчак успокоилась и ушла, как в монастырь, в оппозицию, Кудрявцева обрела счастье с каким-то брутальным спортсменом, а Лазарев уже в качестве яркой поп-звезды устроил в Москве очередную премьеру большого и красочного концертного шоу по случаю 10-летнего юбилея сольного плавания в бурных водах шоу-бизнеса, простенько и со вкусом назвав его The Best («Лучшее»).

Тысячи смятых слюнявчиков рыдавших (от счастья) поклонниц чуть не засорили канализацию концертного зала, артист купался в экстазе своего ураганного пения и танцевания, нежась в вязком омуте восторженных оваций. «Я поп-исполнитель от и до, — пояснил г-н Лазарев «Звуковой дорожке», — помимо музыки я должен дать еще и шоу. Костюмы, номера, графика. Дорого, затратно. Но другого варианта и шанса не будет — всего одна жизнь, которую надо прожить творчески, с внутренними амбициями, которые у меня есть». Еще артиста порадовала аудитория, «которая стала старше, она — расширяется». Конечно, это намного лучше, чем если бы сужалась.

Поклонницы поклонницами, но, как говорится, не хлебом единым — юбилейный тур, прежде чем продолжится в городах и весях, небольшим крюком забредет днями в крупнейший московский гей-клуб, для публики которого Сергей Лазарев тоже свой в доску и почти икона еще с тех пор, когда клип с говорящим названием Don’t Be Fake (“Не притворяйся», 2007) расцветился шестью развеселыми полосками символической радуги.

Как представитель поколения, для которого даже сейчас, в смутное время неомракобесия, т.н. «общечеловеческие ценности» и есть главная духовная скрепа, живет и ведет себя сообразно совести, хотя и не делает резких движений, способных эпатировать «широкий электорат».

Гомофобия и ненависть, процветающие ныне в стране, — «это ужасно», говорит Сергей, но на вопрос: «Почему тогда наши поп-артисты, в отличие от их заграничных коллег, безразличны к этой проблеме, не выступают с публичными протестами и заявлениями?» — он неожиданно сослался на… Андрея Макаревича. Мол, выступил рок-музыкант с протестами и заявлениями (даже не на гей-тему), и тут же перекрыли ему кислород, невзирая на все регалии, госнаграды и даже статус «живой легенды»… «То, что могу, я делаю», — сказал г-н Лазарев. И то правда…

***

— Сергей, год начался с победы в номинации «Певец года» премии ZD Awards 2014, а заканчивается премьерой нового шоу и круглой датой — 10-летием сольной карьеры. Время бежит быстро. Сейчас уже никому не нужно доказывать, кто такой и что такое Сергей Лазарев, однако помню, как трепетно — почти с детской радостью — ты отнесся к награде «ЗД», хотя это не первая твоя премия, и не только на «ЗД». Разве не привык к статусу одного из ведущих артистов поп-сцены?

—Это так кажется, что артисты не волнуются, если уже 10–15 лет на сцене. Артист всегда в движении, и, конечно, та или иная награда — это важно: значит, труд не пропал даром и, главное, нашел отклик у публики, ради которой, собственно, каждый артист и работает.

Стопроцентной формулы успеха не существует, нельзя быть уверенным, что попадешь в десятку, даже если делаешь что-то с полной уверенностью в своей правоте. А такие награды — некий маяк, который сигнализирует, в правильном ли направлении ты идешь, не сбился ли с пути.

Хотя, конечно, были сезоны, когда и не было у меня наград, но это не было причиной останавливаться или ничего не делать. Главный показатель все-таки — это зрители на концертах, их реакция — лучшая оценка результатов твоего труда.

Я помню первое интервью в «ЗД» после моего ухода из Smash! — у кого-то остаются до зрелости комплексы из детства, а у меня вот до сих пор остался этот комплекс после распада Smash! — мне важны эти награды и признание, потому что я прекрасно помню, как все с пеной у рта говорили, что у меня ничего не получится, какой я дурак и как меня скоро все забудут…

После развала Smash! все долго следили, кто кого в бывшем дуэте отправит в нокдаун… Фото: пресс-служба певца.

Теперь, когда я уже делаю третье полноценное сольное шоу в Москве, во мне все равно сидит эта оглядка на прошлое: видите, а у меня все получилось! Пусть это, возможно, и ребячество, но оно есть.

— Кстати, во время того памятного интервью мы видели, как ты был растерян, а мы не знали, чем помочь, хотя и сочувствовали. Тогда было совершенно очевидно, что твой партнер по дуэту Влад Топалов находился в гораздо более выигрышной позиции. Теперь пасьянс кардинально изменился. Наверное, в этом ребяческом самоутверждении, как ты сказал, есть и толика мстительной радости?

— Нет, я не мщу, что ты! Я вообще не мстительный человек. А может, именно то, что Влад находился в более выгодном положении — финансовом и репертуарном, — его и расслабило, а меня, наоборот, это собрало. Ведь хитовый репертуар Smash! тогда остался за ним, а я, собственно, остался гол как сокол… Не знаю, не буду судить. Более того, у Владика сейчас появился новый репертуар, он женился, ему есть чем заниматься…

— Ну, раз женился, значит, действительно есть чем заниматься…

— Поэтому дай Бог ему успеха — я не хочу говорить о нем плохо, тем более что все уже давно в прошлом.

— Вся эта политкорректность так скучна, Сережа! Прямо-таки и никакого чувства отмщения? Мать Тереза просто отдыхает со своей сердобольностью и великодушием…

— К Владику — точно нет. Это чувство осталось к тем людям, которые были вокруг, которые не верили в меня и предрекали мне полный провал.

— То есть к папе Влада?

— Вовсе нет!

— Это же он выгнал тебя из Smash! за то, что ты и твоя личная жизнь, кажется, не укладывались в его представления о нормах и правилах…

— С папой Влада вообще прекрасные отношения, только сегодня с ним переписывались! Просто отличные отношения! Сейчас вообще у меня со всеми прекрасные отношения. Это же все десять лет назад было! История была запутанная, в какой-то степени мы все были виноваты, и я не хочу все это сейчас ворошить.

Сейчас юбилей не скандала, а сольного творчества, что намного важнее для меня. К тому же тогда меня многие и поддержали — и делом, и добрым словом. И то интервью в «ЗД» было важным, и Филипп Киркоров мне помогал — и советами, и морально… Были не только те, кто отвернулись, злопыхатели, которые видели во мне только осколок чего-то успешного. Ведь даже имен-то тогда не особо кто различал. Знали «черненького» и «светленького», и что «черненький» слился, и никогда больше его не увидят.

— Так же путались в t.A.T.u — кто Юля, кто Лена, а кто и Катя…

— Ха-ха, да, Лену Катину часто называли Катей… В общем, на тот момент группа Smash! просуществовала без двух месяцев три года, у нас был резкий взлет популярности, как сейчас у M-Band, например. Раз — и в хитах, и все сходят с ума. Кажется, что вокруг них крутится все, и награды со всех сторон посыпались, а существуют-то они совсем чуть-чуть.

И когда я общался с ребятами на телешоу, я им говорил: не теряйте чувства адекватности и реальности, вам будет казаться, что все это вокруг вас теперь навсегда, а это совсем не так. Нам так же казалось, что мы за те два с половиной года достигли всех высот, нас все знают, мы великие и крутые, а были по сути неопытными юнцами.

Но пошли амбиции, начали каждый тянуть одеяло в свою сторону. Начали грызться, начались конфликты — с папой, с Владиком, а музыка и творчество стали пробуксовывать. И всего через неделю после выхода второго альбома, который так все ждали тогда, мы разошлись.

— Помню! Была ж роскошная презентация, бомонд, шампанское, канапе… А спустя всего несколько дней, как обухом по голове, новость о том, что птичка сдохла…

— Это было тяжело. И для меня, и для Влада, потому что все было на таком пике, на таком градусе, все сходили с ума от бешеной популярности…

Фото: пресс-служба певца.

***

— А помнишь ли тот момент, когда ты уже осознал себя победителем?

— Года полтора-два прошло, в 2006–2007 годах. Уже посыпались первые награды… Помню на «ЗД» тогда подряд пошли сперва «танцевальный проект», потом — «секси года», а потом уже — и «поп-исполнитель»…

— О «секси» ты с какой-то пренебрежительностью сейчас сказал…

— Но я же артист, а не кукла в витрине секс-шопа…

— Зато секси все хотят!

— Мне-то важнее, чтобы хотели за творчество.

— Часто одно усиливает восприятие другого, не так ли?

— Есть люди-картинки, и всё. А я все-таки предпочитал бы быть не просто картинкой, и творчество, конечно, здесь на первом плане. Я же вкладываю силы, мозги, время именно в творчество, чего-то там придумываю, и хотелось бы, чтобы люди в первую очередь именно это воспринимали, а не то, что я мышцы качаю в спортзале. То, что касается тела, все равно рано или поздно уйдет, а музыка, если ты сделал хит, останется.

— Глядя на Валеру Леонтьева, как раз думаешь об обратном — тело живет гораздо дольше хитов…

— Не думаю, что на Леонтьева ходят из-за тела, — на него ходят как раз из-за его хитов.

— Тут та самая диалектика, думаю. С другой стороны, у скольких наших звезд уж и тел нет, да и не было никогда по большому счету, а от хитов пипл млеет. В общем, сложно все…

— Да, все в комплексе. Если песен нет, то можно быть и секси, и шмекси, и все равно ничего. Поэтому награда в номинации «секси», например, для меня — это вроде как и не отметить нельзя, и отметить вроде как больше не за что. Скользкая номинация.

— Это в тебе уже перфекционисткое чистоплюйство говорит. Поп-музыка — не академический жанр, визуализация в попе всегда была важна.

— Конечно. У нас в принципе очерь яркая поп-сцена, хотя, думаю, многие музыканты, певцы и особенно актеры могли бы себя держать в лучшей форме. Вот, глядя на западных исполнителей и актеров, видишь, насколько они все подтянуты, что называется, шейпи.

— А у нас, конечно, сразу разъедаются, как гонорары начинаются. Комплекс голодомора, наверное, до сих пор живет…

— У нас не разъедаются — у нас спиваются, как мне кажется. Пухнут от булочек на съемках и алкоголя, особенно среди киоактеров это заметно. Хотя сейчас люди стали больше за собой ухаживать, и уже можно открыть какой-то глянцевый журнал с репортажами о кинофестивалях и увидеть людей в хороших нарядах и более-менее ладно сложенных. И, конечно, артист должен всегда продумывать то, в чем он выходит на сцену. Ведь часто бывает, что люди выходят на сцену в том, в чем приехали.

— На рок-сцене такое сплошь и рядом, и на Западе, кстати, тоже.

— Да, от жанра, конечно, зависит. В роке своя эстетика, хотя нельзя сказать, что у всех такое правило. Это больше касается брутальных, андеграундных направлений. А на профессиональной поп-сцене, конечно, такой подход говорит либо о дурновкусии, либо о неуважении к своему зрителю, либо просто о непонимании законов жанра. Должно что-то светиться и шелестеть, как же без этого! (Смеется.)

Фото: пресс-служба певца.

***

— В начале сольной карьеры ты делал ставку на англоязычный репертуар. Хотя это и было в те годы достаточно расхожим поветрием у здешних музыкальных модников, включая и тебя, и Билана, да и Smash! ваш этим же грешил. Тебя за это больно поклевывали критики и скептики. Сейчас что, одумался, да? Это естественная эволюция творческого мироощущения, или ты прислушался к критикам, или просто нельзя игнорировать общий «импортозапретительный» тренд в ощетинившейся против всего мира Раше?

—Да, в одно время у меня было много англоязычного репертуара. Из-за этого, кстати, было сложнее донести до зрителя содержание, которое для меня важнее формы, как я уже сказал. И в последние года два я открываю даже для себя нового зрителя, который откликнулся на новый вектор в моем творчестве.

Обычно я сейчас делаю две версии песни — на русском и на английском, чтобы каждый мог слушать то, что ему больше нравится. Я просто изначально продолжил тот путь, по которому шел Smash!, где мне показали очень хорошую планку — мы ведь были на контракте с западным лейблом, работали на западных студиях, и планировалось, что Smash! станет второй волной русской поп-музыки на Западе после t.A.T.u.

Естественно, начав сольную карьеру, я стремился к такому же уровню фирменной музыки. Из-за этого, ты прав, у меня было много проблем, но больше не с критиками и скептиками, а с телеканалами и радиостанциями, которые, естественно, больше хотели музыку на русском языке от русского исполнителя.

Я делал через раз русские песни, а английские выходили по две в год. Некоторые радиостанции вообще не брали, другие, наоборот, очень любили. На «Европе плюс», например, публика вообще меня воспринимает лучше на английском языке как фирменного артиста, что показали тесты.

— На мой взгляд, действительно по-английски до недавнего времени получалось петь намного убедительнее, чем ты это делал по-русски. Мелодика, ритмика и гармония двух языков настолько разные, что и петь надо по-разному уметь, не так ли?

— Да, все правильно. И за мной это закрепилось как некая фишка. Но мир меняется, музыка меняется, отношение в мире к русским тоже меняется, самоощущение меняется. Естественно я не могу находиться в том состоянии и думать так, как в 22 года. Я должен адекватно воспринимать свое существование в этом мире. Не отказываясь от каких-то англоязычных треков, я стараюсь работать более сбалансированно.

— А на былых мечтах — и не только твоих — прорваться на мировую поп-сцену, которые так подстегнула когда-то история t.A.T.u., можно уже совсем ставить крест?

— Не только личное мироощущение и миропонимание изменились, изменилась и ситуация в мире, и отношение к нам стало очень настороженное… На музыке это все тоже сказывается. Нас с распростертыми объятиями и раньше-то никто не ждал, но можно было чем-то зацепить, а сейчас я даже не представляю, что надо делать. У меня в UK выходили синглы в 2008-м, и в чарты «Биллборда» я входил…

Но все это ушло с кризисом 2008 года, а потом серьезная карьера за границей требует, конечно, постоянного присутствия там, вложений. Наездами, наскоками, как пытались делать некоторые из наших звезд, ничего не добьешься. Те же Serebro — хоть и выстрелили так громко с синглом «Мама Люба», но дальше ведь ничего не произошло. Максимум это выливается в какие-то разовые истории, что, конечно, ни уму ни сердцу, и смысла никакого не имеет. И в России, если раньше иностранное воспринималось как что-то модное, крутое, прогрессивное, то сейчас, когда политически многое и сильно меняется, все иностранное выглядит уже как что-то чуждое, вражеское.

— Честно говоря, несмотря на победные реляции большого сказочника Макса Фадеева о покорении мира, я, сколько ни езжу по планете, нигде ни разу «Серебра» не слышал, может, просто не везло. Зато t.A.t.u. до сих пор — то в магазинчике каком-нибудь, то в кафешке, то по радио, то на заправке, то даже в ночном клубе можно услышать… Даже от Полины нашей Гагариной с A Million Voices все лето вздрагивал — то во Франции, то в Испании, в Хорватии, в Бельгии, в Швейцарии… Круто она выстрелила на «Евровидении», несмотря на всю геополитическую катастрофу. А ты с мечтами о «Евровидении», стало быть, завязал окончательно? Не хочешь рискнуть? Ты же так рвался туда одно время.

— Во-первых, я никогда не рвался на «Евровидение». Это большое заблуждение. Я искал одно время трамплин на Запад, это — да. Но «Евровидение» — это не трамплин, а история на одну-две недели, и все. Мне об этом откровенно говорили и продюсеры в Лондоне, например.

— А мне Киркоров все уши прожужжал о том, как ты всегда рвался на «Евровидение»…

— Филипп всегда меня сватает на «Евровидение», который уже год! Это уже притча во языцех.

На самом деле была большая и серьезная история, когда на «Евровидение» должен был поехать Smash!, но в итоге поехала Юля Савичева (Стамбул, 2004 г.).

Потом Первый канал долго меня уговаривал воссоединиться, чтобы опять же — поехать нам с Владом на «Евровидение». Были серьезные переговоры, разговоры, встречи, но я в итоге отказался, потому что у меня только начался взлет в сольной карьере, и мне вся эта история, пусть и в качестве разового проекта, представлялась уже шагом назад. Потом уже звали сольно — неоднократно.

Единственный раз, когда я поддался уговорам, был в 2008 году, и я принял участие в отборочном туре. В последний момент подал песню с заявкой, мне шведы как раз прислали трек, а они же все такие — европоп. Я послушал и подумал, что эта песня в принципе могла бы быть на «Евровидении». Меня подгоняли — давай-давай, я понесся в Стокгольм за пять дней до эфира, чтобы все записать и свести, потому что была только демозапись, мне поставили номер чуть ли не в последний день, хотя и красивый. Все это было не запланировано, не обдумано, на бегу, в суете. Но в итоге поехал Дима Билан — в свой второй раз — и победил.

— Ты в тот вечер, наверное, навтыкал иголок в его тряпичную куклу и оторвал ей голову?

—Ха-ха! Нет, конечно! Нас с Биланом все время сталкивали и до сих пор даже продолжают. Из-за того, думаю, что фактически мы одновременно начали и идем как бы параллельно все это время, как встретились впервые на «Новой волне» в Юрмале в 2002-м.

Что бы кто ни говорил — какие мы враги-друзья-соперники, кто впереди, кто сзади, кто первый, кто второй — так или иначе каждый из нас существует, состоялся, у каждого своя аудитория, и каждый абсолютно самодостаточен. Нам с ним делить совершенно нечего.

А тогда я, конечно, расстроился, но, скорее, не его победе, а тому, что я не поехал, и было не понятно, зачем меня с таким остервенением тащили на тот отборочный тур, всю душу вывернули. Хотели, что ли, столкнуть лбами — для интриги, для рейтинга, для зрелищности? Не знаю.

А само «Евровидение» мы смотрели уже в Лондоне, у меня там был промотур с синглом Girlfriend, и мы все болели и за Лорак, и за Билана, потому что оба — наши друзья и коллеги.

И, помню, когда победил Билан, у нас, конечно, был некий шок, ком в горле, потому что я не знал, как мне на это реагировать. Я же по факту тоже там мог быть, и время для России тогда было более чем удачное, и мысль — выиграл бы я? — съедала меня, конечно, с потрохами.

— И как ты себе ответил?

— Ну, кто знает, как это было бы на самом деле, и кто узнает сейчас? Но внутренне у меня была доля уверенности. И от депрессии меня спасло только то, что я еще неделю пробыл в Лондоне, там были очень насыщенные промоивенты один за другим, и я себе говорил — ну, раз не «Евровидение», тогда я буду здесь продолжать. Мол, у каждого свой огород.

— А в Москве или где-нибудь в Урюпинске на маршруте ты бы, наверное, петлю на шее затянул…

—Ну, петлю-то вряд ли, но хандра бы какая-то была. Сейчас я гораздо спокойнее отношусь к своим проигрышам и чужим победам, а когда происходит твое становление как сольного артиста, да еще не зажили раны после «смэшевского» расставания, то многое уязвляет, и осадочек, конечно, тогда остался.

За это время я осознал и очень четко себе уяснил, что дело не в чужих победах или поражениях, а в собственном результате. В этом главная разница между мною молодым и сегодняшним.

***

— Нездоровую ревность изжил, а снобистскую высокомерность и заносчивость? На тебя страшно напряглись в тусовке после твоего нашумевшего поста о том, что наша эстрада вся такая безвкусная и бездарная, а ты один, мол, надрываешься, чтобы осветить ее слабыми лучами фирменности. Помнишь?

— Ты слегка сдвинул акценты. В том посте я писал о фонограмме, петь под которую себе позволяют даже большие артисты, и еще о том, что в нашей стране рулит шансон и какая-то тюремная музыка в фаворе.

—Шнур, кстати, недавно в интервью «ЗД» это доходчиво объяснил — блатняк, говорит, единственный аутентичный жанр в русской музыке, а закос под фирму все равно обречен на провал, потому как не органичен местным духу и ментальности…

—Именно про это я и говорил, как и про фонограммы, а зарок, что никогда не буду петь под фонограмму, даже на съемках, я дал еще года три назад.

С тех пор я это абсолютно честно выполняю: съемки — не съемки, премии — не премии, «Песни года» в «Олимпийском», где вообще все очень сложно озвучить… Да, приезжаю на саундчеки заранее, мучаюсь, но никогда не отступаю. В телике такой звук иногда отличается от идеального звучания фанерных исполнителей, но по крайней мере это честно. Для меня важно, чтобы аудитория — и на концертах, и телезрители — видели и знали, что я нормальный поющий артист. Я играю в честную историю, показываю товар лицом, ничего не утаивая.

— В юбилей нельзя обойти и другую грань твоего таланта — театральное актерство. Поп-артисты сейчас табуном потянулись в гламурное кино, светят теперь и с киноэкранов набившими оскомину лицами, но в театр, кажется, только ты один с таким энтузиазмом погрузился. Жанр-то камерный, аудитория не миллионная. Снискал при этом признание профессионалов и театралов. Это страсть?

— Мне нравится театр, очень. Потом театральная история здорово дисциплинирует. Шоу-бизнес ведь немножно вальяжный, часто расхолаживает. А здесь все по графику, четко.

У меня театральный график появляется всегда раньше, чем музыкальный. И люди, которые в театральном мире, более приземленные, настоящие. Там все проще и понятнее. В поп-музыке больше фантиков, наносного. Я этим как бы уравновешиваю полюса.

У меня все-таки актерское образование, которое я получал еще до того, как попал в Smash!, «дохаживая» в «Непоседах». Сейчас я уже могу назвать себя статусным, известным певцом, тем не менее, как мне кажется, я не заносчивый, адекватный, понимаю, что я не пуп земли и не ставлю себя выше других. И во многом это заслуга театра, эта школа — профессиональная и жизненная — помогает мне и на эстраде.