Конечно, было странновато: ни французов, ни англичан, ни шотландцев, ни немцев, ни итальянцев, ни скандинавов. — Чем Ленинград 60-х отличается от Петербурга 2014 года? Я открыл – в рамках форума – персональную выставку «Художник и театр» в своем Фонде на Садовой. Что удалось сделать в этот раз, где побывать? Не надо стоять часами на морозе, чтобы увидеть на фестивале заграничный фильм. — Много было разговоров о вашей ссоре с Валерием Гергиевым. — Сейчас я принял профессорскую должность в академии искусств в Воронеже. Я за сохранение исторического ансамбля великого Петербурга, который ежегодно и планомерно разрушается, несмотря на многочисленные протесты жителей. На открытии форума выступали Министр культуры России Мединский – замечательно и коротко, после него Министр культуры Китая – на китайском языке, с большим чувством. А главное, мы начинаем терять то самое ценное и основное, свойственное нам – независимую духовность, иррациональность. Есть много моментов в сегодняшней России, которые не только настораживают, а вызывают чувство глубокой тревоги и озабоченности. Наверное, поэтому в своем выступлении директор Эрмитажа Пиотровский сказал, что культура — это наш мост, наша возможность для диалога между Россией и Европой, и мы должны ограждать этот мост от политических влияний. Мы жили бедно, не засиживались по кафе и ресторанам. Слово мне не дали, но надеюсь, что со временем получу право и что-нибудь сказать. Много случилось того, о чем мы, люди шестидесятых, семидесятых годов, и вообразить себе не могли. Это сто двадцать моих фотографий, выполненных «много десятков лет тому», и объединенных под названием «Образы Петербурга 60-х годов». Понял, что присутствовал при чуде. В январе будет несколько спектаклей, билеты давно проданы. Я еще осмелился выступить и против Мариинки-3, все-таки это были императорские декоративные мастерские, тоже историческое место, где работали Бенуа, Лансере, и я там работал. Мы делаем все, чтобы исправить то, что делают политики… И все же побрюзжать необходимо. Потому что считал, что это портит петербургскую архитектуру, Мариинка и все, что ее окружает, места для петербуржцев (да и не только для них!) святые, и лучше вообще ничего вокруг не трогать и не разрушить. Если раньше ты не мог мечтать поехать в дружескую Польшу или Болгарию (я не говорю уж о Югославии), то сегодня накопил денежек — и поехал аж во враждебную всему миру Америку. Что касается «Щелкунчика», то он из Мариинки никуда не уходил. Денег он мне по-прежнему не заплатил, но я не собираюсь подавать на него в суд: пошумел по-кавказски. Остальные, к сожалению, ничегошеньки не знают, даже свое российское… Сегодня такое не наблюдается. В прошлом году меня тоже приглашали на форум, я сидел в качестве свадебного генерала, как представитель русской интеллигенции, тогда тоже выступить не случилось. Только один из них, врач-терапевт, знает хоть что-то о старых и новых мастерах. Потом я имел неосторожность или глупость, как он считает, выступить против его идеи с Мариинкой-2. К выставке готовится большой каталог. Светлана Мазурова, Санкт-Петербург Все-таки я, прожив столько лет на Западе, наверное, понимаю, что такое современное западное искусство, в каком статусе пребывает сегодня российское искусство, в печальном или радужном, какие есть надежды, что можно сделать… Видимо, считают, что не дорос Шемякин, мало знает, ничего нового не может сообщить. В книжном магазине свободно продаются те авторы, за самиздатские перепечатки которых можно было «схлопотать» тюремный срок. — Чаще всего, когда человек стареет, то начинает брюзжать, кажется ему, что всё в мире плохо, что культура и нравственность находятся в упадке, и мир неизбежно катится в пропасть. — Вы преподаете? — Я решил откликнуться на приглашение III Санкт-Петербургского международного культурного форума и принять участие в важном культурном процессе. Я не хочу уподобляться древним нытикам. Валера – человек горячий, сказал, что Шемякина в его театре вообще больше никогда не будет. Сказочный сон стал явью. Я верю в неистребимость российского духа, российского интеллекта, российской интеллигенции, к которой, я надеюсь, имею честь принадлежать. Это нелепость – не дать мне слова. Я полностью присоединяюсь к его мнению. «Шумовая музыка джаст» (по меткому выражению Хрущева) – слушай – не хочу! Сиди дома, качай их из интернета. Я учу их писать конспекты в тетрадках, чтобы они тренировали память, а не надеялись на интернет! Уже во время древней Греции ее ученые мужи гудели о падении нравов и всеобщем обнищании духа и разума. Был в новом здании Эрмитажа на открытии замечательной выставки французских импрессионистов и выставки прикладного искусства, потом был концерт, где я впервые увидел и услышал питерского композитора, пианиста-импровизатора, гения высшей пробы Олега Каравайчука. Думаю, что благодаря искусству мы будем налаживать мосты с Западной Европой. Его на время припрятали в подвал, пока наша ссора с Гергиевым была раскалена до состояния белого металла. Художники–леваки не «кукуют» по психушкам. В мае 2015 года в Петербурге откроется выставка, которая явно будет «в теме» книги «Круг Шемякина». А сейчас декораторам, бутафорам очень неудобно – полдня теряешь, пока доберешься из Мариинки к новым цехам. Жаль, что неандертальцы не владели письменностью, а то бы мы точно узнали о возрастающем падении нравов в те отдаленные от нас времена. На снимках запечатлены мои друзья юности, ныне легендарные фигуры ленинградского андеграунда 60-х и 70-х годов ХХ века, а также наши «безумные» перформансы. — Это талантливые, смелые и прекрасные, сложные и необычайные люди, которые окружали меня, дарили мне свою дружбу и любовь и боролись вместе со мной с рутиной, бездарностью, серостью и пошлостью Хрущевского и Брежневского мира. Потом там вспыхнул пожар, сгорели декорации, но можно было ведь всё восстановить, концертный же зал выстроить в другом месте. Выставки (и какие!) не давят бульдозерами. Именно эти отличительные качества делали нас настоящими русскими в самом высоком смысле и сущности этого слова, вне зависимости от национального происхождения или вероисповедования. Фото: Владимир Бертов

— Обычно вы приезжаете из Франции в Петербург ненадолго. Этакое «рутинное преподавание» с вкраплением знаний обо всем самом современном и важном в искусстве. Наверное, так чувствовали себя люди, которые слышали выступление Паганини, когда у него одна за другой лопались струны, и он довел концерт на одной струне. При всем изобилии информации, образованность у молодежи не растет, скорее, наоборот. Ну, хватит о печальном. Хотя была премьера, мы с Гергиевым выходили на сцену, кланялись, получали цветы. Я сделал три балета в Мариинском театре – «Весна священная», «Метафизический балет», «Кроткая». В Мариинском театре больше не играют вашего «Щелкунчика»? — История «как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» такова. Я заставляю их слушать Утесова, Шульженко, Бернеса, Трошина, чтобы они знали, чем еще недавно дышала Россия, какие великие шансонье были у нас. А может, кому-то не очень бы хотелось, чтобы о реально происходящем было заявлено вслух. Очень талантливые ребята, восемь человек, отбор шел со всей Руси великой, я должен вести их шесть лет. Кухня в коммуналке, где можно было всю ночь спорить, обсуждать Шестова, Бердяева, Камю, читать наизусть запрещенных поэтов. Фото: Владимир Бертов

— Михаил, и каков он – ваш «круг»? Я считаю, что придет время – всё устаканится. Запрещенные к просмотру в шестидесятые годы книги художников свободно стоят на полках магазинов. За декорации, костюмы, часть либретто, вообще за все, что сделал, мне не заплатили.