Фото: пресс служба артиста

«Я неплохо сохранился, неплохо выгляжу, в хорошем тонусе — это надо использовать

— Я помню, как ты начинал. Был в 91-м в Ессентуках — кругом твои афиши и только твои песни из динамиков. То есть ты был супер-, мега-, поп-звезда эпохи распада СССР. Но Союз распался, а тебя стало слышно все меньше. При этом я вижу, насколько ты адекватен и нормален в лучшем смысле этого слова. Как переживал этот переход — от толп визжащих девочек и полных стадионов до?..

— Ну, эта популярность не до конца уходит, хотя у некоторых — до конца. У всех разная судьба. Двадцать лет я занимался поп-музыкой и ни о чем не думал, а в 2005 году огляделся и понял, что надо двигаться дальше, духовно развиваться, профессионально. Мое классическое образование помогло придумать проект «Пианомания». Да, я думал, что инструментальная музыка может быть такой же популярной, что и поп, но оказалось, что это не совсем возможно. А в последние два года у меня каким-то удивительным образом родилась программа, которая вдохнула новый смысл в мою жизнь. Она называется «Уроки музыки». Я объехал 90 городов нашей страны с мастер-классами, с интерактивным просветительским благотворительным шоу для детей. Я хочу, чтобы дети понимали, что музыка меняет нас всегда в лучшую сторону, чтобы они, видя мой пример, может быть, повернули свои взоры в сторону профессионального музыкального образования.

— Но вот у нас идет «Песня года», а смотреть невозможно. Только однодневки. Какое-то вырождение этой вашей попсы! Что за время такое, а?

— Время, когда меняется культурное сообщество людей. Многие из них деградируют культурно, я считаю. Люди меньше читают, не хотят смотреть серьезные фильмы, только развлечением интересуются. Все, что требует усилий, находится в каком-то пренебрежении, особенно с детьми. Наверняка сам наблюдал не раз сцену: сидит семья в кафе, с ними ребенок, а чтобы он молчал, ему дают планшет, и вот он играет. Взрослые люди забиты проблемами, неудачами… Хотя все на самом деле внутри нас. Как говорят священники православные: быть довольным своим положением — это уже начало радости. То есть надо жить настоящим, потому что прошлого не вернуть, а будущего может не быть.

— Но ты пережил это идолопоклонство к самому себе и пришел в какую-то норму. Не каждый так может, многие же спиваются. У тебя не было ломки в связи с этим?

— Безусловно, у меня тоже бывает смена настроения. Уже в 92-м начала угасать волна популярности… Но это был для меня очень важный год, потому что тогда я встретил Лену, свою будущую жену. Я увлекся, влюбился, а это тоже эмоции, я отвлекся. Потом мне предложили сниматься в фильме «Увидеть Париж и умереть»…

— Отличный, глубочайший фильм на самом деле.

— Да, только он попал в такое время, когда не было кинотеатров. Потом появились ночные клубы, возможность работы на презентациях, корпоративах. У меня перестала быть бешеная популярность среди девочек, но появилась популярность светская, таблоидная пресса пошла.

— Таблоидная пресса… ну да. Это слава, конечно. Ты же, как умный человек, понимаешь.

— Как говорил товарищ Сталин: других писателей у меня нет.

— Ты занимаешься классической музыкой, пишешь свою. Таких больше нет. Разве что Андрей Державин, тоже когда-то кумир у девочек, перешедший потом в «Машину времени». Так тебе выступать на этих презентациях насколько было в лом?

— Когда был молодой, не было в лом вообще. Если публика радуется, танцует, мне тоже это нормально. Во мне всегда было два полюса: классическая музыка и эстрадная, содержательная или развлекательная. Во мне это уживается, понятно, что с креном в более серьезную сторону. Но только не хочется быть нудным, усталым, скучным артистом. Я неплохо сохранился, неплохо выгляжу, в хорошем тонусе — это надо использовать. Это генетика, может, отношение к жизни, образ жизни…

— Да, а еще есть Юра Шатунов, живущий в Германии и постоянно выступающий у нас в ретроконцертах, перепевающий те свои 4–5 «ласковых» песен. Так в зале отбоя нет от бывших девочек и мальчиков. Ты ведь так не можешь?

— Юра — удивительный артист. На меня, как ни странно, такой ностальгической тяги нет, а на него есть. Он приезжает один в город, выходит один на сцену, поет эти песни — и все счастливы. Я такое себе, к сожалению, позволить не могу.

— Ты выступаешь в этих «ретро», ну хоть иногда?

— Очень редко. Я не хочу, чтобы меня воспринимали как ретроартиста, понимаешь? Я хочу идти дальше. Неуместное сравнение, но вот Мику Джаггеру говорят: «В 71-м вы спели какую-то песню…» А он: «Чего вы мне с этими песнями… Вы смотрите, какой я сейчас, что я сейчас делаю!»

— В нем столько драйва до сих пор!

— Сумасшедший драйв. Вообще, сохранение драйва — это очень важно. Но это опять же физика. Ну и, конечно, голова. Голова должна быть светлой, должны быть светлые помыслы.

— С другой стороны, быть слишком адекватным, слишком правильным тоже как-то скучно в вашем бизнесе. У тебя иногда срывает крышу, ну хоть для приличия?

— Да, это мой недостаток, но что делать, я такой. Конечно, не хватает «желтизны» во мне, чего-то такого. Но, с другой стороны, я не хочу размениваться. Пускай где-то в чем-то упущу, но зато останусь верен себе.

Фото: пресс служба артиста

«Да, я люблю женскую натуру»

— Вот ты снялся в «Увидеть Париж и умереть» и сыграл хорошо…

— …Хотя я не профессиональный артист.

— Да, тебе же тогда только 22 года было. Такой дебют — мечта! Но почему тебя потом никто не приглашал?

— Это непонятно. В тот момент кино было в провале. Может быть, если сейчас бы меня пригласили, то все бы пошло по-другому. А то, что больше не приглашали… Ну, значит, это не мое, значит, Господь отвел меня, потому что каждый из нас приходит на эту землю с какой-то определенной задачей. Эту задачу надо понять. Кто-то рожден, чтобы быть хорошим водителем, кто-то — журналистом, кто-то — дворником, а кто-то — музыкантом, это абсолютно нормально. Хотя я тоже удивляюсь, почему меня больше не приглашали в кино. В какие-то сериалы дурацкие приглашали, но это мне уже не нужно. Зато я снял много хороших клипов.

— Ты хотел «желтизны»? Пожалуйста! Там в фильме у тебя постельная сцена. Ты в ней так органично выглядишь. И как тебе это было делать?

— Ну, трудно. Помню, несколько кадров мы даже снимали за кулисами консерватории. Нужно было изобразить постель, там была простынь, я ею закрывался, открывался… Да, были какие-то моменты, поцелуи… Ну в 22 года, конечно, это все очень необычно, непривычно. Тем более меня окунули в такую атмосферу с хорошими актерами, великими, а я-то был юнец. Но справился.

— Знаешь, в фильме «Еще раз про любовь» тоже была постельная сцена с Александром Лазаревым и Татьяной Дорониной. Так Лазарев отказался раздеваться, лег под одеяло в костюме…

— А, вот так, да? Ну, это такое время было. Сейчас в этом отношении нравы изменились.

— И ты, несмотря на всю свою правильность…

— Да, я люблю женскую натуру.

— А с Натальей Ветлицкой у вас было серьезно?

— Тогда 18 лет мне было, и всегда кажется, что будет серьезно. Конечно, да, три года мы встречались, какое-то время жили вместе. Но потом это все закончилось. Ей нужна была какая-то другая линия, продюсер, а я не понимал этого ничего, я же был не в том возрасте, не в том статусе. Просто учился в консерватории и «работал» стадионы.

— Так и она собирала стадионы.

— Ну, она собирала в моей программе. А потом у нее пошла сольная деятельность, она нашла продюсера. Но это было, когда мы уже расстались. Она нашла в себе силы все остановить, закончить, ей перестало быть это интересно. И исчезла, живет в Испании, у нее есть какие-то сбережения… Мы не общаемся, не созваниваемся. Но если увидимся, поздороваемся. Она с моей женой иногда переписывается в социальных сетях. Это было так уже давно, что уже неважно.

— Есть такая хорошая песня Васи Обломова про Диму Маликова. Помнишь?

— Да, «привет, Дима Маликов, я твой фанат…» Это первая вещь Васи Обломова, когда он начинал и только приехал в Москву. Ее взяли на «Наше радио», стали крутить. А потом были претензии со стороны авторских обществ — это же песня Эминема. Зато я познакомился с Васей, мы с ним подружились. Он очень хороший, интересный парень. Я не совсем разделяю его политические взгляды, но это отдельная история. Тогда я разглядел в нем некий талант, и он его оправдал, он человек талантливый. Одна песня «Еду в Магадан» чего стоит.

«В «Левиафане» не вижу попытку унизить страну»

— А вот твой папа, группа «Самоцветы». Помню, как в перестройку все стали плеваться, глядя на эти ВИА, просто смешивать с грязью…

— Абсолютно!

— А теперь-то пошла такая ностальгия. «Самоцветы», «Голубые гитары» и куча других советских ансамблей собирают огроменную аудиторию тоскующей по совку публики. Да и я такой же: когда слышу «Мой адрес — не дом и не улица…», просто слезы наворачиваются…

— Песня алиментщика. Но так жизнь поворачивается. Как раз когда я начинал, отца просто забыли. Вернее, не его, а «Самоцветы». И, знаешь, моя звездная карьера, мой взлет — он, мне кажется, родителям очень морально помог. Ну, я и материально, честно говоря, им помогал. Им было трудно, да, закончились доходы, закончилась деятельность, ансамбль распался. Это было, грубо говоря, с 1988 по 1995 годы. Потом только начались какие-то первые приглашения на съемки — и пошла работа. Во многом благодаря Лене Пресняковой, которая замечательно выглядит и великолепно работает. Теперь «Самоцветы» очень востребованы, они молодцы, такие зажигалки позитивные.

— Кстати, а с Володей Пресняковым как у вас? Вы же вместе начинали.

— Да, но он меня постарше на два года. Нас очень объединила и сдружила песня, которую я предложил ему спеть, «Мой отец» называется, посвященная нашим родителям. Мы общаемся, у нас очень хорошие отношения. Хотя мы совсем разные люди по характеру, по темпераменту. Но тем не менее через всю жизнь идем вместе, а это дорогого стоит.

— Ну, ему еще есть что показать: поющая жена, поющий сын, поющие родственники… А у тебя, конечно, поющий папа, младшая сестра… Кого еще можешь предъявить?

— Дочку? Но она не собирается особенно петь, она хочет какую-то другую профессию выбрать, насколько я понимаю. Сейчас вообще все поют, так что я думаю, это не совсем актуально — быть артистом. Потом, много зависит от удачи, не только от таланта. Вот эти ребята, которые поют по телевизору… Но поют-то они чужие песни, своих нет.

— Ты «Голос» имеешь в виду?

— Да вообще. Но так во всем мире. Остаются те, у кого есть талант созидателя, человек, который может создать продукт.

— А к русскому року как ты относишься?

— Смотря что под этим подразумевать. Те нынешние, которые трясут головами и бьют по струнам, — это не рок уже. Они тоже хотят успеха, денег. А настоящий рок-гуру — он не стремится к успеху. Он выражает себя, свои мысли, свою философию. Он ищет себе сподвижников, в этом разница, мне кажется. Поэтому, безусловно, и Кинчев, и Шевчук, и Макаревич, и Гребенщиков — это рок-музыканты в моем представлении. И Земфира даже. А вот «Мумий Тролль» — это уже поп-музыка.

— Понял. А то, что творец должен быть всегда голодный… По-моему, в этом что-то есть. Сытость душу-то затмевает. Или это зависит лично от каждого?

— Жизнь у нас вообще стала очень материальной, и людей, кроме материальных благ, ничего не волнует. А для художника это губительно. Поэтому нужно в себе находить какие-то резервы, силы, искать источники, стимулирующие вдохновение.

— Перед Новым годом желтые издания дают прейскуранты корпоративов отдельных твоих коллег. Тебя же там нет, ну, почти… Ты как смотришь на этих товарищей, зарабатывающих столько денег, какие чувства испытываешь — зависть, иронию?

— Но и мне грех жаловаться, я все эти годы неплохо зарабатывал, честно скажу. Это позволяет мне жить достойной жизнью.

— Но у вас-то там любят мериться: у этого столько, а у этого…

— Так устроен шоу-бизнес, что все меряются, все завидуют, следят друг за другом. Во мне тоже часть этого дерьма шоу-бизнесовского есть. У меня родители из этого цеха, из Москонцерта. Там все вообще было — интриги, зависть, расследования. Но ведь это узкопрофессиональные вещи, а есть вещи, которые касаются просто отношения к жизни, твоих философских принципов, твоей веры. Если говорить с этой точки зрения, то все это так мелко. Просто нужно заниматься, укреплять дух. Когда ты укрепляешь дух, не только тело, то все эти моменты отходят на второй-третий план. Потому что неважно, сколько у тебя денег, важно, счастливый ты или нет. Поэтому, когда я смотрю фильм «Левиафан», то не вижу там попытку унизить нашу страну. Я вижу там Достоевского. Режиссер пытается разобраться в двоякости человеческой натуры, потому что в каждом из нас есть и дьявол, и ангел. Мы сами творцы своей судьбы, и мы сами себя обрекаем на эту безысходку. А надо просто ценить каждый прожитый день, потому что другого такого уже не будет.