фото: Олег Черноус

Режиссер Александр Титель, задав вместе с художниками Владимиром Арефьевым и Марией Даниловой некое условно-историческое пространство и время действия — огромный досочный амбар, скорее какой-то европейский, а не русский, современные сборные лестницы, деревянная балка посредине, предельно стилизованные костюмы, лишь намекающие на некий «историзм», случайный, как бы «из подбора» реквизит (типа затертого кожаного портфельчика или цинкового ведра), сосредоточился на работе с актерами. В результате получилась настоящая музыкальная психологическая драма, где мотивирована каждая реплика, а сюжет разворачивается в режиме on-line, заставляя поверить в сиюминутность происходящих событий.

Хованский в исполнении Дмитрия Ульянова — амбициозный, властолюбивый, грубый сладострастник, и все же отец родной для своих стрельцов. Его метания в сцене с персидками, которая замечательно решена как глубоко психологическая история, заставляют сопереживать ему, как абсолютно живому человеку. Немало способствует этому отличная находка: ансамбль армянских народных инструментов во главе с дудуком, который начинает тему танца персидок, а затем деликатно передает ее оркестру.

Неординарно придуман образ Марфы. Ксения Дудникова прекрасно поет эту партию, удивляя и радуя длинным дыханием и богатым обертонами тембром в проникновенной кантилене, которой насытил эту красивейшую и сложную партию композитор. Титель в свою очередь наделил героиню бьющим через край эротизмом. И это убеждает, потому что совпадает с характером музыки и с текстом. Вполне логичным и отнюдь не шокирующим выглядит эпизод, когда Досифей (еще одна выдающаяся вокальная и актерская работа в этом спектакле — Денис Макаров) на словах «терпи, голубушка, люби, как ты любила» удаляется с раскольницей явно не для совместной молитвы.

Музыкальные события в оркестровой яме не менее интересны и захватывающи, чем то, что происходит на сцене. Это тот самый случай, когда оркестр, хор, солисты, сценография, костюмы, свет (Дамир Исмагилов), пластика (Лариса Александрова) составляют единое целое, управляемое самим Мусоргским. Опера исполняется в редакции Шостаковича и с впечатляющим финалом, дописанным Владимиром Кобекиным: одинокий женский голос повисает над замершей в ожидании костра толпой раскольников, «подвигшихся» на самосожжение…