* * *

Знаешь, любимый, октябрь в сердце — это неизлечимо.

Это холодный кофе, заваренный в прошлом веке,

Это глухое молчание, лишенное сна, причины,

Стянутое по центру железнодорожной веткой.

 

Знаешь, любимый, кофе осенний тягуч и вязок

Как в предрассветный час забытье больного.

Сцеживай напрямую, не обжигая связок —

Молча, душой, глазами, минуя горло,

 

Где застоялись слёзы, как изморось стылой ночью

В тусклом фонарном свете. Скребёт когтями,

Рвёт тишину на паузы многоточий…

 

Если я долго молчу, это он во мне кровоточит —

Неизлечимый, кофейный, густой октябрь.

 

* * *

Солнце моё, нам уныние ни к чему.

Это уже не я, это груда немых камней.

Хочешь кричать и биться — иди к Нему.

Хочешь обнять — тогда повернись ко мне.

 

Радость моя, всё расписано наперёд.

Вывернешь наизнанку рваные невода:

Смерть не горда, заплатит и заберёт

Всё, что любовь, кривясь, принимает в дар.

 

Нежность моя, это крепче любых цепей.

Сколько любовь твоих измочалит жил,

Будешь стенать от жажды, сколько её ни пей —

А умираешь даже если ещё не жил.

 

Боль ты моя, ничего не забрать с собой,

Главное доверяют письмам и проводам.

Скалится смерть и вечность сулит любовь —

 

А я ни той, ни другой тебя не отдам.

 

«СТИХАМИ Я ПЕЧКУ ТОПЛЮ»

памяти поэта Анатолия Илларионова

Нынче такая зима, как в последний раз —

Стоит ли тратить силы в такой глуши?

Сшей мне из теплой шерсти десяток фраз,

Если не можешь — бог с ним, хоть напиши.

 

Я здесь — легко, без надрыва, да и к чему

Гром откровений в краю индевелых мхов.

Знаешь, пока я слушаю тишину —

Может, навяжешь мне потеплей стихов…

 

Этот глухой, безжизненный звукоряд

Лечит от всех недугов и прошлых слёз.

…Как хорошо, что рукописи горят.

Если б не это, я бы совсем замёрз.

 

«Я ХОТЕЛА БЫ ВИДЕТЬ, ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС»

Я здесь – там, где окна выходят во внутренний двор.

Где мир – это медленный снег с октября и до мая.

Где всю мою жизнь так легко уместить в разговор,

Но хватит ли жизни на это – не знаю. Не знаю…

Скрутилась ли мёртвой петлёй путеводная нить,

Со счёта ли сбилось, споткнувшись, усталое время…

Не знаю. Не знаю. Нам этого не изменить.

И я не боюсь, не прошу, и, конечно, не верю.

Я всё ещё здесь – за полжизни и тысячи лиг

От странного счастья, вчера не возможного вовсе.

И молча смотрю, как апреля немыслимый миг

Сменяет досрочно в права заступившая осень.

 

БЕЗДОМНОЕ

Так заснешь, на ходу проснешься – опять зима.

И дежурный бог, от безделья сходя с ума,

Сам с собой неспешно беседу ведя за жизнь,

Прошивает небом верхние этажи.

И какое дело – полночь или зенит,

И в котором ухе она у тебя звенит –

Как вода прозрачная, плотная, как стена,

Невозможно долгая, кромешная тишина.

И в какую глубь с высоты какой ни смотри –

Лишь она снаружи, только она внутри,

Холод пальцев её стекает к ознобу плеч:

«Я с тобой, я рядом, я буду тебя беречь».

Пятый угол лишь в шаге от твоего угла.

Над землёй неспешно реет его игла.

И стежком к стежку, как лонжу, протянет нить:

"Ну скажи, сколько можно с ним себя хоронить?

Ты сама – как льдом оцепленный водоём,

Но и в нём, поверь, веселей помирать вдвоём.

Знаешь, здесь одному ведь тоже тоской тоска –

Сколь хватает взгляда – звёзды и облака,

Старый примус, на дне коробки индийский чай;

У меня от этой комнаты два ключа.

По прогнозу бури, оползни впереди –

Так чего ты медлишь? Выспись и приходи…»

И своей ладонью свою же накрыв ладонь,

В тишину не мигая смотришь, как на огонь.

И летит планета, снегом занесена.

Так умрёшь на ходу, родишься – зима… Зима…

 

МОНОЛОГ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

Ангел с глазами цвета весенней вербы, —

Что же тебе не спится, малышка Герда?

Что же тебя тревожит в такую рань?

Сон городка – безмятежный, спокойный, ровный,

Снежная даль не манит и мир огромный

Загородила комнатная герань.

 

Ты так наивно трогательна, сестричка!

Прячешь в карман передника соль и спички,

И полагаешь дать мне отпор всерьёз.

Что же, изволь. Взгляни на всё в новом свете.

В мире моём вы с Каем всего лишь дети.

И королевы в нём не боятся роз.

 

Впрочем, наветам сказочным нет предела.

Красть, подкупать — да барское ль это дело?

Слухи порой беззастенчиво, нагло лгут.

В робкую чушь про новенькие салазки

Ты ведь не веришь, Герда? Он хочет в сказку.

Ты её дать не можешь. А я – могу.

 

Классика жанра. Первая боль. Утрата.

Девочка в лёгком платье спасает брата,

В пальцах лелея дрожащие огоньки.

Или не брата – друга, ребёнка, мужа…

Только ответьте, милые: почему же

Вам предпочли пирожные и коньки?!

 

Просто смирись – спасаемый глуп и дёшев,

Неврастеничен, болен и ненадёжен,

Жизнь с ним едва ли напоминает мёд.

Думаешь, льдинка в сердце – моя заслуга?

Герда, разуй глаза! Приглядись, подруга:

Он же читает «Вечность» – а видит лёд.

 

Да, прибежит. Отмолит его, отсудит.

Даже плевать, что прежним уже не будет,

И начхать, что вечность дешевле льда.

Ангел с глазами цвета весенней вербы,

Ты же достойна вечности, слышишь, Герда?

Стань королевой, Герда. Скажи мне «да»…

 

СТУПАЙ

…Зябкое утро. Канун Рождества. Сочельник.

Белой пушистой лапкой качает ельник.

Сказки и жизни поровну впереди.

Бабушка улыбается, гладит кошку,

«Внученька, хоть присела бы на дорожку.

Соль не забыла? Спички взяла? Иди».

Подчисть долгов осеннюю листву,

Безбожно запоздавшую на небо.

Бывает, в марте выскочишь за хлебом,

А возвратишься где-то к Рождеству.

Вот так бывает: жизнь — карман плаща

И смысл жизни — медный ключ с брелоком.

Пойми, дружок, им просто вышел боком

Твой дар и не прощаться, и прощать.

 

Ступай, ступай, раздай свои долги.

Другим нужнее — так люби других.

 

У Рождества особенный резон

Начать твои мытарства с новой строчки.

И снова перспективы ищут точку,

Сходясь в неё за новый горизонт.

И что с того, что там сейчас пальба

Цветных салютов, яблоки с корицей?

Дружок, твои несчастные "за тридцать"

Годятся лишь для ртутного столба.

 

Ступай, ступай, куда потянет нить —

Тебя ещё успеют полюбить.

 

А потому оставь в покое дверь —

Тебя до четверга за нею ждали.

В иное время ты придёшь едва ли,

Как только после дождичка в четверг.

Вот так бывает: тянешься рукой

В карман плаща — и пустота сквозь пальцы.

Дружок, а это просто может статься,

Что плащ — не тот. И ты — совсем другой.

 

Ступай, ступай…

 

ХОДИКИ

Шестерёнок нестройный шёпот, земное время

Обводя по кругу, пристальный циферблат

Остриём секундной стрелки приметит темя,

Подведёт черту под графиком неуплат.

 

И пока ты ждёшь у грани в одном исподнем,

Преминаясь с небесных кущ на земную твердь,

Тонкий маятник, вечный страж на часах Господних

Окунает нагую душу то в жизнь, то в смерть…

 

НЕ МОГУ

Видишь вот так живое становится неживым

Жаркая плоть костра становится едким дымом

Серое небо и ничего под ним

Серые крыши и ничего над ними

Видишь вот так живут не считая прошедших дней

Вдруг находя себя в темноте на ощупь

Было душа и ничего за ней

Стало одно ничего без души так проще

Видишь вот так бывает если раздашься всем

Просто пытаясь жить не помня себя вчерашним

Видишь я не могу без тебя совсем

Я не могу без тебя

абсолютно

смертельно

страшно