Дaжe в этoй прoстeнькoй, кoрoтeнькoй тирaдe всe пo-зoрински — и нeпрeмeнный экивoк в стoрoну нeувядaeмoй клaссики (нa ee твeрдoй нeзыблeмoй пoчвe Лeoнид Зoрин, сaм признaнный прижизнeнный клaссик, прoчнo стoял и успeшнo рaсширял этoт литeрaтурный плaцдaрм), и тoчнoсть сцeничeскoй рeплики, дaющeй пoсыл к рaзвитию дeйствия, и интригующee приглaшeниe к сoюзничeству — рaди зaдoрнoгo пoбeгa из прeклoннoгo вoзрaстa в бeсшaбaшную мoлoдoсть.

Вoзмoжнo, имeннo пo причинe этoй мaльчишeскoй дeрзкoй всeгдaшнeй нeсoглaснoсти сo врeмeнeм oн нe дряxлeл. Заядлый в давние годы футболист (была в его судьбе и такая страничка), порой мог пожаловаться на ломоту в коленных суставах, но что касается упражнений за письменным столом — оставался в поразительной спортивной форме. Леонид Генрихович — редчайший пример не только человеческого, но и творческого долголетия. На афишах и сегодня, когда он волевым усилием запретил себе сочинять пьесы («Драматургия — дело ранних опытов» — постоянно повторял он), пестрят названиями его без преувеличения шедевров: «Варшавская мелодия», «Дион (Римская комедия)», «Покровские ворота», «Царская охота» (как видим, некоторые заглавия перекочевали даже в капризный ресторанный обиход, причем на самом высоком уровне — в Рублево-Успенскую зону, где на высшем уровне было принято потчевать самых значимых зарубежных гостей).

Я недаром упомянул о несогласии Зорина с временами — теми, в которые нам выпало жить, и прошлыми, историческими, — которые он пристрастно осмысливал в своих произведениях — (прозаических, театральных, поэтических). И говорю не о жанровой принадлежности, а именно о ветви словесности — юмористической. Не случайно он, выпустивший несколько сборников иронической прозы, стал лауреатом знаменитой 16-й страницы «Литературной газеты», где печатались лучшие сатирики Советского Союза.

В чем выразилось это иногда подспудное, а иногда явное противостояние эпохам? (А то, что крупная личность может им противостоять и предлагать свою версию событийных цепочек — неоспоримо.) «Варшавская мелодия» — пьеса о любви. Но и о том, как политические режимы мешают этой любви осуществиться. Позже Леонид Зорин создаст продолжение этой, сделавшейся хитом и прошедшей по сценам мира «рашен лав стори», назовет ее «Послевкусие» и опять стяжает успех — потому что повзрослевшие герои вновь окажутся в ловушке политической ситуации. (Любопытная подробность: в следующий раз мы собирались наведаться — да не успели — к Леониду Генриховичу небольшой компанией во главе с редактором журнала «Современная драматургия» Андреем Волчанским, в этом журнале с предисловием Зорина была напечатана моя пьеса «Койка». Так вот редакция журнала находится в здании, которое соседствует с общежитием музыкального училища, куда приходили персонажи «Варшавской мелодии».)

«Дион» — античная притча, восходящая прямиком к Аристофану и Еврипиду, а потому хрестоматийно пародирующая вечную имперскую чехарду амбиций. Впрочем, сюжет поучителен для обитателей любых общественных формаций: свободолюбивый поэт приютил гонимого жестоким властителем инакомыслящего, потому что разделял его образ мыслей, диссидент (упрощаю терминологию) в результате государственных пертурбаций стал правителем. И — возблагодарил своего спасителя! Конечно, нет. Потому что тот продолжает мыслить изгойски, антитирански, а новому деспоту нужны прихлебаи, сервильно угождающие лизоблюды. Поразительно, насколько к моменту (и опять-таки вопреки конъюнктуре и сиюминутности) появилась эта комедия: в СССР произошел тихий переворот — вместо Хрущева на олимп вскарабкался Брежнев. Вот и не состоялась шумная премьера, хотя за право первой постановки боролись многие театры, в Москве и Ленинграде спектакли были на выходе.

Эта близкая Зорину тема представлена и в «Добряках», где доброхоты помогают ничтожеству сделаться заметной фигурой, а затем сами страдают от произвола дуролома.

О «Покровских воротах» нужно говорить особо. Благодаря Михаилу Козакову и его телефильму зоринское ерничество («Высокие, высокие отношения», «А кто не пьет?», «Заметьте, не я это предложил!») хлынуло в народ, было впитано, усвоено, освоено и принято на ура, обрело второе, третье и тысячное рождение и заметно обогатило отечественную разговорную (и, прежде всего, застольную) лексику. Броневой сыграл едва ли не лучшую свою роль. Евгений Моргунов выступил в непривычной для себя ипостаси, Меньшиков засверкал звездой первой величины. Когда сегодня заумные мельпоменные критики твердят, что драматургия вообще не нужна, а важны лишь режиссерские изыски, хочется спросить: на каком материале могли бы взойти Михаил Ульянов и Юрский, Равикович и Борцов, если бы не зоринские репризы?

Назову еще две пьесы, не столь широко известные, но, на мой взгляд, не менее значимые: «Максим в конце тысячелетия» и «Цитата», поставленные в театре Моссовета. Первая — о начале перестройки, когда запутавшемуся, отчаявшемуся зрителю важно было понять: в каком направлении надо держать путь, чтобы выбраться из хаоса и клоаки? И мудрый Зорин давал ответ. «Цитата» — смелый эксперимент, сравнимый с грибоедовским «Горе от ума». Уверен, это изложенная стихами фантасмагория будет по достоинству оценена потомками. Выдающиеся умы генерируют столь мощное излучение, что энергии хватает надолго и впрок.

На моей книжной полке — восхитительные мемуарные «Авансцена» и «Занавес», трогательный «Осенний юмор», сборники комедий и трагедий. И еще многие тома, подаренные Учителем. Не мертвый, застоявшийся фонд, а постоянно перечитываемые ради удовольствия и практической пользы пособия, раскрывающие смысл бытия с точки зрения уникального исследователя и толкователя.

Печально, что не получится вновь почаевничать и порассуждать (как бывало) о загадочной природе образов, воплощаемых подмостками, о сегодняшней политике, декабристах и царе-освободителе, которого напрасно ждать, потому что реформы — не царское дело, дело монархов — охотиться на попранных жертв, о любви, выпадающей на долю настоящего мужчины, о новой книге, выпущенной сыном Андреем про Льва Толстого, о свершениях внука Гриши и правнуках, и Леонид Генрихович не произнесет очередную оду в честь своей замечательной жены Татьяны Геннадьевны…

Но не захлопнутся распахнутые перед каждым ведущие к волшебству преображения утлой реальности в дивную эскападу «Покровские ворота», не потускнеют «высокие отношения», к которым насмешливо и очень серьезно призывал нас удивительный прозорливец Леонид Зорин.