фoтo: Oлeг Климoв

— Ну дa, кaк рoмaн прoгрeссируeт? Виднo зaкaнчивaeтся?

— Вo-пeрвыx, я пишу ужe 14-15 лeт…

— Гo.

— Дa. Тeпeрь в кoнeчнoм итoгe. Тиxo. Рoмaн o судьбax нaшeгo пoкoлeния. И нe тoлькo этo. Oн кoмпoзициoннo чeрeспoлoсицу будeт идти в нeскoлькo рaз, дaжe и нaпeчaтaют рaзличными буквaми. Вoт пeрвaя: мы eщe студeнты, я зaкaнчивaю eщe oдин клaсс в Мoсквe…

— И тo вoйнa…

— Вoйнa. И я пoмню, кaк мы вышли нa крышу нaшeй шкoлы № 254 вo врeмя бoмбeжeк… я стoял с лoпaткoй и вeдeркoм для пeскa. Нeмцы прoрывaлись нeбoльшими пaртиями, бoмбили, oчeнь мaлeнькиe бoмбы — кaк oгня… вoт мы нa крышe дeжурили. Мaть мoeй (xoтя и oкoнчилa гeoлoгoрaзвeдoчный институт вмeстe с пaпoй) oткрылся xoрoший гoлoс. И oнa пoшлa нa фрoнтax… Кстaти, вoт интeрeснaя истoрия. Кoгдa я нaписaл «Брaтскую ГЭС», прoчитaлa мaмe, oнa вдруг нeoжидaннo зaплaкaлa. Пoдoшлa к нaшeму зaвeтнoму сундучку и дoстaлa oттудa пожелтевшую фотографию. Показывает: сидя на седле, в накомарнике, и папа помогает ей сойти, а стоят около палатки… затем перевернула фото, а там пишет карандашом: «в 1932 году, на месте будущих исследований Братской ГЭС». Можете ли вы себе представить?

— Как вы догадались.

— Отношения времени. Так и здесь. Мать в конструкциях прорезался голос, она поступила в Гнесинское. В войну она вступила в команду актеров (там же, как Симонов, Фадеев), которые выступали перед военными. Пела перед солдатами сначала под Москвой, а к концу войны дошла до Пруссии. Награжден орденами и медалями.

— А ты, что они делали, когда она ушла на фронт?

— Я, вместе с другими парнями прямо в школе чинил солдатские пальто. Их снимали с убитых. Таким образом, мы помогли профессиональным портнихам. Несколько шинелей делали один, многие были просто изуродованы… А потом с одной девочкой решили бежать на фронт. Тогда много было таких перерывов. Немцы слишком Ясной Поляне стояли. И мы на грузовике под шинелями ехал. Конечно, без разрешения. Думали, что проберемся на наши и были партизанскими связными. Такой романтический дети, как и все тогда… Но попали в бомбежку. В общем… в конце концов мы очень рады.

— Что было после войны?

— Ну… сначала меня исключили из школы. У нас кто-то украл классных журналов с отметками (видимо, обидевшись на «двойки», что «кола»). А так как у меня тоже оценки не очень, то меня и сомнения. Директор, хотя и любил поэзию и симпатизировал мне, но почему-то был просто уверен, что я это я. Но я не мог ударить хранителя!

— А еще и охранников ударил?

— Ну да. Охранник-старичок обнаружил, что кто-то будет в конечном итоге в сутки в обучении, пошел, что его поразило… это то, что я не мог бы сделать никогда, всегда уважает старших. А директор потребовал, чтобы покаяться… А что мне каяться? Короче время был и сталин, меня исключили с «волчьим билетом». И потом никто не использует нигде — ни на учебу, ни на работу. Позже папа написал рекомендацию, а меня поставил в геологоразведочную экспедицию… начал писать, он постепенно начал печатать, в 19 лет вышла книга. Фадеев его заметили, где-то упоминал мое имя, и этого было достаточно, чтобы меня приняли в Литинститут. Я был счастлив с приключениями…

— При написании романа, было открытие для себя делали?

— А как? Мой прапрадед был обедневшим интеллигентным польские дворянские. Очень любил поэзию, сам писал. В Житомирской губернии, женился на украинской крестьянке, выкупив из крепостничества. Но тамошний помещик жестоко. Несмотря на отмену крепостного права, это, в сущности, продолжается. В частности, в Малороссии. Например, помещик этот использовал право первой ночи, когда крестьянки выходили замуж. Так что мой прапрадед возглавил крестьянское восстание против помещика…

— Напали на нее?

— Допускается красного петуха. Подожгли дом. После того, как они прибыли жандармы, сожгли всю деревню, посылая всех пешком в Сибирь… Люди шли на сотни, на тысячи километров. Дети маленькие ехали на телеге, а и взрослые, в том числе и старики, плелись в кандалах. Но постепенно ссыльные потеряли все, конвойных: молодые ребята просто не представляли себе, что такое Россия, который огромен, сколько в нем свободной страной… короче говоря, день ото дня все конвойные разбежались.

— Удивительно, что ваши предки вообще выжили…

— Все ссыльные добрались до Сибири, предстали перед губернатором, который был связан родственными узами с Волконскими… он, увидев людей, он закрыл глаза на все «преступления», справил им документы. И мои предки стали хорошими хлеборобами, зажиточными крестьянами, узнали, даже помидоры выращивать. «Пимадоры» называется, потому что в пимах дозревали. Выстроили хороший дом на станции Зима, который в конце XX века отреставрировали, этот дом стал мой первый музей…

— В какой-то там эпизод был интересный с Америкой.

— Мой предок решил проехаться по Сибири. Пошел с товарищами на собачьих нартах до Чукотки. И даже временно переехал на Аляску, только заглянул, убедившись, что относительно небольшая полосочка отделяет нас от бывших русских землях, проданных за бесценок. Таким образом, здесь дедушка впервые пришла в голову мысль: почему под Беринговым проливом не строить Берингов туннель? Эх, если бы это произошло, была бы совсем иная геополитическая ситуация. Дед был человеком практичным, хотя и романтично. Написал письмо царю. С небольшим чертежом. И даже получил ответ, как ни странно, но… конечно, идея-то была смелым. Вот об этом я и пишу в романе. Уже 450 страниц.

— Ну и здесь уместно перейти мост, как вы уже и сами ушли в Америку…

— Это специальный второе большинство. Во-первых ехал при Хрущеве, в 1960-м, с туристической группой. Из хороших писателей-поэтов, как Вознесенский и Анатолий Рыбаков, тем не менее, были и чепуховые писатели. Ну, с 90-х годов я стал в Штатах в обучении, что и я работаю уже 25 лет. В этом году, осенью, будет в чести… Позавчера я вернулся из Далласа, где в тамошней опере блестяще сыграл 13-ю симфонию Шостаковича, я читал стихи и был встречен овацией. Я считаю, что наша страна, два крупнейших ядерных сил, не должны ссориться, потому что от них зависит судьба мира. Больше ничто не связывает людей, как общее дело, не так ли? Теперь же везде кризис… должен из нее выйти.

— А как настроение в Америке?

— Множество людей понимают опасность ухудшения отношений между Россией и США. Амбиции политиков иногда мешают интересам общества. Я в своем посте, чтобы попытаться эту связь установить. Шутка ли, во время холодной войны у нас были самые красивые отношения с американскими писателями! Культура всегда приближается. И так я уже 25 лет занимаюсь пробиванием этого Берингова туннеля, понимаете? Идея предка, воплотилась во мне. Мои американские студенты (многие из которых были китайцы, арабы, в общем, все национальности и вероисповедания), очень любят Россию, и как не любить страну с такими поэзии и литературы? И я, заметьте, говорю НЕ из-ЗА разлуки с земли. Кстати, теперь мне предложили, что этот свой роман, (хотя он еще не завершен), я начал уже читать по радио. Радиожанр красивая: раньше многие читали прозу, не только стихи… И вот, пока я буду записывать, как путь любви и в конечном итоге. А еще я занимаюсь выпуском антологии русской поэзии, пока не вписывается в пять томов, будут и шестой, и все завершится последним временем: вот нашел одну поэтессу, она прислала очень сильные стихи о том, что происходит сейчас в Донецке. Я не хочу сказать свою фамилию. Но на ней антологии и больше… В антологии сосредоточены все мечты человечества, а лучший из них — это братство народов.

— Это удивительно, что при всех своих заболеваний вы лихо перемещаетесь по миру, только что ездил в Перу. Кстати, почему?

— Казалось бы, конец света. Но на открытие Большого поэтического фестиваля прямо на улице собралось 4000 человек! Пришли 107 поэтов из всех стран Латинской Америки. Объединяющий эффект. Это же главная идея Симон Боливар — Соединенные Штаты америки, Латинской Америки, братства народов. По Пушкину: «Когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». И тогда вы поймете, что не нужно жить только завтрашним днем. Надо думать о дне послезавтрашнем. О чем я хочу еще раз сказать, 3. июня на моем концерте на Красной площади. Это единственная «живая площадка», на котором я еще не говорил. Хотя свою жизнь дал в 97 странах, сделал 800 коробка передач… вообще не понимаю, как мне это удалось, нет, серьезно. Даже ампутация не помешала мне заниматься тем, что я так люблю. А люблю я не только писать, но и выступать перед читателями, видеть их лица…

— Без живого контакта поэзия умирает…

— Увы, сейчас произошел разрыв поэта и его аудитории. В России нет ни одной организации, которая соединяла читателя и писателя, а бывшего советского лекционного бюро. Мы победили за 40 дней дали БАМу 28 выступлений, всюду были забиты залы, от Петербурга до Владивостока. Писатель не должен разлучаться со своим читателем. Он должен видеть лицо, глаза людей, которые ждут большой литературы. Большой. И новое поколение должно вернуться в большой зал. Наш народ и по-прежнему любить поэзию (как подтверждение — недавний 6-часовой концерт в Лужниках), но нужно народу и большие поэты, «не должен быть маленький поэт в такой громадине-стране». Нам не хватает 22-х летних, красивых. И мира, наши поэты должны. Умер Маркес, он умер Умберто Эко — посмотрите, какая пустота. Мы должны вывести мир из состояния борьбы.

— Не все писатели это понимают.

— А вот как снобистски-ом писателей, которые говорят: «Мы никому ничего не должны», — говорю я, настоящий, большой писатель ВСЕГДА чувствует себя должником своего народа; и он должен вернуться к своему народу, красиво. Таков писательский крест.