«Гoлoсуйтe зa пoпрaвки к зaкoнaм прирoды!»

— Витaлий, вы ужe дaвнo живeтe внe рoдины, пoэтoму, вoзмoжнo, нe сoвсeм в курсe, чтo тут у нaс прoисxoдит. Нeскoлькo мeсяцeв слoвo «пoпрaвки» былo свoeoбрaзным мeмoм нaшeй oтeчeствeннoй дeйствитeльнoсти. Мoжeт, вы смoжeтe придумaть этoму слoву нoвыe xудoжeствeнныe фoрмы и aнтиxудoжeствeнныe смыслы?

— Кaк и вeсь нaпугaнный мир, я в курсe, чтo «пoпрaвки» — этo тeрминoлoгичeскиe мaски и пeрчaтки, кoтoрыe вызвaны нe эпидeмиeй, a уникaльнoй пoст-этикoй всeнaрoднoгo гoлoсoвaния зa «пoпрaвки к кoнституции». Этo «гoлoeсoвaниe», прoститe зa кaлaмбур, нaпoминaeт мнe стoль жe уникaльнoe явлeниe 1917 гoдa — Oктябрьский пeрeвoрoт, вызвaвший Грaждaнскую вoйну в Рoссии. В тe врeмeнa нeприличнoe слoвo «убить» былo зaмeнeнo другими, aнeстeзирующими этичeскoe нaпряжeниe слoвaми, свoeoбрaзными мeмaми, тaкими кaк «ликвидирoвaть» или «oбeзврeдить». Кoгдa-тo прoсвeщeнныe люди нaзывaли тaкиe кoдoвыe слoвa-мaски эвфeмизмaми.

Я вижу писaныe зaкoны сoциумa кaк бюрoкрaтичeскиe пoпытки имитирoвaть зaкoны прирoды, мaтeмaтики, физики, биoлoгии… Исxoдя из этoгo, прeдлaгaю oбъявить 1 июля «Днeм пoпрaвoк» и кaждый гoд в эту дaту oбсуждaть прoeкты нoвыx пoпрaвoк. Нaпримeр, прoeкт выстaвки лoзунгoв пoст-сoц-aртa врoдe: «Гoлoсуйтe зa пoпрaвки к тaблицe умнoжeния!», «Гoлoсуйтe зa пoпрaвки к зaкoнaм прирoды!» и т.д. Вплoть дo мeнee лaпидaрныx: «Зaкрeпим в Кoнституции нaшe прaвo нa рaзмнoжeниe! Мать, даешь шестерых в пятилетку!»  

Шрифтовые композиции, которые я называю лозунгами, сегодня часто называют слоганами. Я вижу их фон, буквы и восклицательные знаки трехцветными: красными, белыми и черными. Это избранные цвета русского авангарда тех лет, когда он стал официальным соц-концептуализмом агитпропа. Но нет правил без исключения — иногда фон этих лозунгов может быть золотым, как древние небеса икон, или просто голубым, как на рисунках послушных детей.

— Какие поправки вы внесли в свое индивидуальное творчество после распада дуэта Комар—Меламид?

— Вместо двух подписей каждый из нас стал ставить только одну, поэтому работа пошла быстро.

— Наверное, вопрос риторический, но все же: возможно ли воссоединение Битлов соц-арта?

— В любых творениях, сделанных в соавторстве, соавторы остаются соединенными. Пока хоть один из нас еще жив и не потерял память, каждый раз, созерцая или вспоминая свои совместные работы, мы будем соединяться и воссоединяться. Вы затронули интересную и обширную тему. Наверное, семантика всегда риторична: «невозможно вчера — возможно завтра», «соединение вчера — воссоединение завтра». В нашей памяти, как и в искусстве, время останавливается, подобно песчинке, застывшей в узком горлышке нарисованных песочных часов. Парализованная песчинка становится атомом времени.

Каждый раз, когда я листаю дедушкины-бабушкины и мамины альбомы со старыми фотографиями, я опять вместе с родителями. Они создали меня до развода, но пока я жив, во мне живо и их соавторство, их соединение и воссоединение. Точно так же, когда я вижу или вспоминаю любимую в детстве картину, где Айвазовский написал море и небо, а Репин фигуру Пушкина, эти художники опять соединяются-воссоединяются — и их уникальное соавторство опять оживает.  

Соц-арт возник как имя «течения-персонажа». Нас было двое, но для того, чтобы стать течением, достаточно и двух. Всякое течение — это плод соавторства всех соучастников этого течения. Например, кубизм — это мифологическое имя многорукого и многоголового художника. Во временных рамках этого течения стилистическое сходство индивидуальных манер, например у Брака и Пикассо, напоминает мне сходство черт лица у близких родственников, братьев и сестер.  

Историю искусства я вижу как историю моего рода и как мою своего рода генеалогию. Для меня работы художников, как и их жизнеописания, — это фотографии и биографии моих близких и дальних родственников, прямых и далеких предков. На одной из моих книжных полок альбомы семейных фотографий перемешаны с альбомами по истории искусства.  

— Вопросы к основателю соц-арта. Как вы думаете, является ли своеобразным продолжением соц-арта современная «культура мерчей»? Можно ли российский проект «Монстрация» назвать поправкой к классическому соц-арту?

— Свой первый «мерч» мы сделали в 1982-м. Это была майка со сталинским профилем и лозунгом. Через четыре года, в 1986-м, в «Палладиуме», самой модной дискотеке Нью-Йорка, мы устроили массовое празднование 1 мая. Толпы молодых людей в окружении красных пародий на советские лозунги, плакаты и транспаранты двигались вокруг пьедестала с ленинской мумией в саркофаге. Об этом много писали, но, возможно, из-за «железного занавеса» Артем Лоскутов мог и не знать об этом, когда через 18 лет организовал свою первомайскую «Монстрацию». Эту акцию я назвал бы не поправкой к соц-арту, а его дополнением.

Первую принципиальную поправку к своему соц-арту сделали мы сами. Это было начало концептуального эклектизма. В 1973 году наш соц-арт стал всего лишь одной из многих элементарных частиц в ряду наших, исторически уникальных, многостилевых диптихов, триптихов и полиптихов. Пикассо не боялся меняться, но никогда не решался соединить хотя бы в диптих свои разные работы, например голубой или розовый период с кубизмом. Наш концептуальный эклектизм стал главной и первой инновацией постмодернизма.  

Я рад, что многие находки соц-арта и концептуальной эклектики успешно развиваются молодыми талантами России и других стран. После уничтожения работ соц-арта на Бульдозерной выставке я поклялся, что, когда достигну возраста моих критиков-хулителей, никогда не буду ругать молодых художников. Искусство — это игра с постоянно меняющимися правилами, критерии оценок меняются. То, что вчера казалось неудачей, завтра может восприниматься как шедевр.

— Расскажите нам про американские «поправки». По нашим абсолютно беспроигрышным ТВ-каналам рассказывают, что в США сносят памятники, а Флойд теперь как Мандела. Нет ли здесь легкого перегиба, как в России, например, когда могут реально посадить за шутку, которую кто-то примет за оскорбление верующих?

— Ничего себе «легкий перегиб»! Сажать за шутку? Простите великодушно, но ни о чем подобном, произошедшем в США в этом веке, я пока что ни от кого не слышал. Если в России, как вы говорите, за шутку могут реально посадить, то не надо забывать, что сажает не сам оскорбленный верующий, а судья. Людей, которые в одном лице и всевластные владыки и верховные судьи, я встречал только в сказках «Тысяча и одна ночь». А что если все участники процесса: и обвинитель, и защитник — принадлежат к разным конфессиям?

фото: Из личного архива
Виталий Комар и Александр Меламид. «Удвоенный автопортрет».

«Верую, ибо абсурдно»

— Большинство людей понимают, что США — одна из самых передовых стран. Но и тут Хармс мог бы стать героем. Конституция США состоит из 7 статей и 27 поправок к ним, которые отличаются от законов, принятых в каждом штате. Например, в Вашингтоне можно заниматься сексом только в «миссионерской» позе, а в Нью-Йорке не разрешается носить мороженое в кармане, разговаривать в лифте с другими людьми и идти по улице в шлепанцах после десяти вечера. Понятно, что это все своеобразный музей ироничной юриспруденции, что тоже напоминает соц-арт. Интересно, являетесь ли вы нарушителем законов своего штата — носили ли вы мороженое в кармане или, может быть, даже говорили с кем-то в лифте?

— К сожалению, большинство россиян знакомы с американскими законами еще хуже, чем с современным американским искусством и американской поэзией. Я был очень рад, когда в прошлом году в Москве опубликовали книги нескольких выдающихся поэтов современной Америки. Их перевела поэт и психолог, моя жена Анна Гальберштадт. В истории Америки и России есть удивительное сходство: в 1812 году враги сожгли и Вашингтон, и Москву. Позднее почти одновременно Александр освободил крепостных, а Линкольн — рабов. И оба были убиты террористами. Сколько высокомерия в тех «всепонимающих» россиянах, которые считают, что народные массы еще не готовы к плюрализму и демократии западного типа! Неужели они верят, что пропасть можно перепрыгнуть в два прыжка и с третьей попытки, если считать первой попыткой 1917 год, а второй — 1991-й.

Российских публикаций с объективными обзорами удивительного разнообразия американских традиций очень мало. Мало кто понимает, что Конституцию и федеральные законы США не следует путать со штатными и городскими постановлениями, с местными правилами, иногда именуемыми законами. Поверьте, если я нарушу эксцентричный запрет на ношение мороженого в кармане своего пиджака, меня не посадят и не оштрафуют. Более того, если я подам сам на себя в суд и назову историю с мороженым моим перформансом, мне не придется платить даже за химчистку пиджака. Вместе с фотографиями этой акции и бумажным ответом из суда я выставлю свой пиджак с подтаявшим мороженым в кармане и приглашу на вернисаж друзей и знакомых.  

— Сергей Довлатов сказал: «Одним из серьезных ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением». Как вы считаете, мы уже живем в таком удивительном мире или то ли еще будет?

— У каждого человека свой конец света. Люди с воображением воспринимают приближение старости и неминуемой смерти как приближение конца всех привычных ценностей, они теряют способность воспринимать абсурд и не могут встретить смерть с легкой улыбкой Джоконды или Будды. Я люблю сверхъестественный абсурд сказочной эклектики: сфинксов и сатиров, соединивших в себе человека и зверя, сирен и ангелов, соединивших человека с птицей: все они — древнейшие истоки концептуальной эклектики, благодаря которой мы еще не пригорели на всеобщей сковородке с атомными грибами в сметане.

«Верую, ибо абсурдно» — меня интересуют история теологии и достойная Тертуллиана абсурдная логика квантовой физики. Многие считают, что чудо — это нарушение закона природы. Все ровно наоборот. Чудо в том, что законы природы существуют и могут быть записаны в виде математических формул. В отличие от Довлатова я не вижу ни одной древней традиции, которая бы исчезла.

— Немного отечественной актуалочки. Что вы думаете про дело художницы из Комсомольска-на-Амуре Юлии Цветковой, которую в России обвиняют в распространении порнографии среди молодежи и за изображения некоторых важных частей женского тела?

— Это обвинение — злобная охота за ведьмами. Оно напомнило мне забытую нашими искусствоведами трагедию замечательного русского художника Вячеслава Сысоева, посаженного во времена Брежнева за политические гротески, но официально обвиненного в порнографии.

фото: Из личного архива

«Спасибо товарищу Сталину…»

— Могли бы вы сейчас жить и работать как художник в России?

— В начала 90-х я начал часто бывать в России, навещать родных, выставляться, выступать с лекциями/слайд-перформансами. Вместе с моим сыном от первого брака я собирался найти в Москве вторую мастерскую, где время от времени мог бы жить и работать. В те годы мой сын начал заявлять о себе как талантливый фотограф. Работы Пети были опубликованы в «Нью-Йорк таймс» и в GQ. Но после смерти сына и позднее после смерти мамы мои планы изменились. Год назад, во время ретроспективной выставки Комара и Меламида в Московском музее современного искусства, я бродил по Москве и часто не мог узнать места, где родился, рос и учился. В одном месте чуть не заблудился — эта странная традиция переписывать названия улиц и историю. Но не будем «об этом». Недавно мне приснилось, как я заблудился в Нью-Йорке, в двух шагах от своего дома. Выхожу на улицу, сворачиваю на 8-ю улицу и вдруг попадаю на 77-ю улицу. Вместо одной восьмерки вижу две семерки. За завтраком пересказываю свой сон Ане, и она мгновенно напоминает, что в этом году мне исполняется 77.

— Однажды Энди Уорхол увидел в серии «Пост-арт», которую вы с Меламидом делали в 70-х, «состаренную» версию своей знаменитой работы Campbell’s Soup — и буквально позеленел от удивления. Что вы сейчас делаете на разрыв шаблона? И, если можно, ответьте нам на самый банальный вопрос — о творческих планах.

— Я уже рассказал вам о моем недавнем проекте объявить 1 июля днем поправок. Но один из моих давних проектов — пародийный сценарий научно-фантастического фильма. К сожалению, спонсор ушел — и проект приходится откладывать. Этот «мультик» — предвидение неограниченного расцвета генной инженерии, которая к середине ХХI века станет новым видом искусства. Предвидение времен, когда на выставках появятся живые, реально дышащие древние/мифологические и новые/сюрреалистические монстры. Я представляю сумасшедшего гения-персонажа, ученого и художника, создающего в секретной лаборатории чудовищных монстров — супервоинов. Этот персонаж мечтает о мировой славе и убеждает начальство легализовать свои создания, для начала выставив их как искусство художника в качестве реализации свободы творческого самовыражения. В конце концов министерство обороны соглашается финансировать создание оживших и прекрасных мифологических кентавров, сфинксов, наяд и сирен. После вернисажа начинается дискуссия в прессе всех стран и исторический судебный процесс, рано или поздно приводящий моего персонажа к Нобелевской премии. Счастливый конец.

фото: Из личного архива
Энди Уорхол продает свою душу Комару и Меламиду (1979).

— Однажды вы сказали: «Самоирония помогает по капле искоренять в себе раба». Можете ли прямо сейчас как-то пошутить про себя? Есть ли собственный мерч Виталия Комара, который можно перенести на вашу футболку?

— Прямо сейчас? Нет, не могу. Уже много лет я не чувствую себя рабом, а искоренять из себя независимого человека мне рановато и не хочется. Я все еще продолжаю любить иносказания, аллегории и подтексты басен Эзопа, хотя понимаю, что эзопов язык — язык раба — это не прямой язык свободного человека. Значит, не совсем свободен и я. Но для меня независимость дороже свободы. А на футболки в качестве мерчей можно перенести те лозунги, которые я уже описал, отвечая на ваш первый вопрос. Интересно, что в 1982 году мы сделали красную футболку, на которую перенесли свой соц-артовский пародийный принт с профилем Сталина и с детства знакомым лозунгом: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»

— Часто ли вы вносите поправки в свой быт?

— В моей мастерской я нередко поправляю незаконченную работу и затем заменяю незаконченную работу на законченную.

— Сакраментальный вопрос. Как вы думаете, можно ли внести поправки в Библию, обновить ее? Может, как-то доступнее представить, например, один из самых важных слоганов Библии «Смертию смерть поправ»?

— По-моему эти «поправки», точнее, «дополнения», уже сделаны 2000 лет назад четырьмя евангелистами. И приведенный вами слоган — тоже одно из поздних «дополнений» к изначальному тексту.