– Рaсскaжитe, гдe прoxoдит вaшa сaмoизoляция. Мoжeт, eсть смeшныe бытoвыe мeлoчи, с кoтoрыми сeйчaс стaлкивaeтeсь?

    – Сaмoизoлирoвaлись мы втрoeм в стaрoм пeтeрбургскoм дoмe, в нaшeй квaртирe с oкнaми вo двoр – жeнa, мaмa и я. Мaмe 89, oнa зaнялa сeбя тeм, чтo стaлa писaть вoспoминaния o дeтствe и мoлoдoсти, исписaлa ужe цeлую тeтрaдь.  

Мoи взрoслыe дeти живут oтдeльнo, кaждый дeнь пoсрeдствoм вoтсaпa внуки oпoвeщaют o свoиx oткрытияx и изумлeнияx, – вoт сeгoдня стaрший, eму шeсть, пoвeдaл o трудныx oтнoшeнияx с мeстнoй вoрoнoй (живут oни зa гoрoдoм).

Кстaти, у нaс вo двoрe вoрoнa с нaчaлa пандемии свила гнездо перед окнами. На другом дереве повис полиэтиленовый мешок (листьев еще нет), ветер его колышет, и это, чувствую, ворону бесит посильнее, чем нас наша изоляция.

Вряд ли это смешно. Что до смешного, чего-то конкретного из быта в голову не приходит. Но в целом мне вся эта ситуация с нашей самоизоляцией представляется трагикомичной.

С одной стороны, угроза очевидна, хорошего мало, и тут не до шуток, с другой – мы все попали в дурацкое, несуразное, почти анекдотичное положение. Недаром анекдоты и остроты, хлынувшие потоком, лучше всего отражают парадоксальность всей этой невообразимой (еще недавно – невообразимой!) ситуации.

Будучи сочинителем, питаю слабость к этому жанру – трагикомедии. У меня и пьесы и романы – трагикомедии, в общем-то. И вот надо же, подобно персонажам своих сочинений сам ощущаю себя героем трагикомедии. И хорошо. Иногда бывает полезно увидеть себя в дурацкой ситуации как бы со стороны. А как быть? Ничего не поделаешь. Вот так тебе, дружок, повезло. По- моему, тем, кому присуща самоирония, переносить напасти вроде этих всех изоляций проще.

    – Сейчас многие осваивают новые хобби, спорт или знакомятся с соседями, я вот с кассирами в супермаркете познакомилась. У вас что-то такое происходит?

    – Замечаю, что больше стал разговаривать по телефону. Есть особенность: участились звонки из прошлой жизни. Вчера был звонок. Сергей Анатольевич, у вас, видимо, похитили паспорт, вашими данными кто-то пользуется… Нет, мой паспорт на месте.  

Оказалось, это меня решил разыграть давний знакомый, с которым пересекались как-то лет тридцать назад. Ну и дальше: как жизнь? – Да ничего. А как у тебя? И словно вчера виделись. И со всеми так – словно вчера виделись, хотя годы прошли, десятки лет…

Ни хобби, ни новых навыков я за эти дни не приобрел. Мне и моих навыков, так сказать, профессиональных – уже за глаза. Я о привычке моделировать миры и выбирать особый ракурс, чтобы разглядеть реальность. Так что наш брат в изоляции – это пример нетипичный. Пушкин в карантине «Повести Белкина» написал. И «Маленькие трагедии»!

Чернышевский в застенках как одержимый строчил – по тридцать страниц в день! Многие из нас только мечтают об уединении. Послушайте, мы же помним, как Гарсиа Маркес писал «Сто лет одиночества». Он заперся в комнате вместе с запасами виски, жена ему еду к дверям приносила. И так полтора года. Вот это самоизоляция! А у нас? Да так, ерунда.

     – Вы много фотографируете Петербург — пустой и красивый. Расскажите, какие у вас впечатления от пустого Петербурга. Куда вы ходите гулять? Может какой-то из любимых парков закрыли?   По-вашему, станет лучше, когда люди вернутся в город, или ему так хорошо?

    – Парки и сады у нас закрыты. С 27 марта – практически все. Знакомый пенсионер в этот день гулял вместе с женой в одном саду на Васильевском острове, а тут сад и закрыли, пришлось им перелезать через ограду. Еду и питье в кафе предлагают навынос.  

Знаем место, где варят кофе по-турецки, моя жена заказала по телефону, пришли через двадцать минут прямо к готовому, нас встретили как родных. Вообще-то выхожу редко, принципы самоизоляции в целом блюду.

У меня был пеший поход от набережной Карповки до улицы Зодчего Росси, туда и обратно – 11 километров. Надо было выступить в студии перед микрофоном, ну вот я и обошелся без транспорта.

Что сказать? Таким еще я этот город не видел. Невероятный, фантастический Петербург. Тогда сделал снимки, которые повесил в фейсбуке. Пустынный Невский, пустынная Дворцовая площадь… Стрелка Васильевского острова… В три часа дня!

На Малой Садовой, прежде в любой час многолюдной, голуби словно излучали растерянность, а к ним подкрадывался кот, совершенно шалеющий от своего счастья: ему никто не мешал. Он оглянулся на меня, и я не забуду это кошачье выражение – изумление и восторг одновременно.

А с другой стороны пустынного Невского на это смотрела бронзовая Екатерина, окруженная деятелями того века, и они единственно олицетворяли многолюдство. Известно, как завораживал обезлюженный Петербург тех, кто остался здесь во время Гражданской войны. Величественно неведомый город, его красота – ни для кого. Некоторые говорят, что этот город создавался Петром не для людей. Не знаю. Будет ли ему лучше, когда мы вернемся? Посмотрим.

    – На телевидении и в СМИ часто сравнивают реальность с фильмами- катастрофами и фантастикой. Как вы считаете, пандемия — хороший материал для писателя? Что может появиться из этих реалий? Многие ведут «дневники изоляции» — у вас такого нет?

    – Материал тогда хорош, когда писатель видит в нем то, что не различают другие. В этом плане пандемия не хуже и не лучше прочего. Насколько удастся этот опыт осмыслить, будем судить по результатам. Возможно, слово «пандемия» нам так приестся, что мы его возненавидим, как это произошло со словом «перестройка» в середине 90-х. А дневник хорошая вещь. У меня дневникового много. В дневнике то и замечательно, что не ясно, для чего он нужен. Может быть, ни для чего.

    – Как изменится жизнь в Петербурге после пандемии, на ваш взгляд? Насколько вообще серьёзно всё происходящее? Есть мнение, что пандемия — огромный фарс. К чему склоняетесь вы?

    – Нет, не фарс. Я слежу за эпидемией с января. Так что я из «параноиков»: влез в тему и ужаснулся – тому, прежде всего, что никому до этого не было дела. 31 января написал в фейсбуке: «Китай, полагаю, в итоге справится – с его-то репрессивным контролем. А как остальной мир? В конце февраля счет должен идти на миллионы. Это если протереть глаза и вспомнить о личных планах на месяц вперед. Через месяц мир будет немного другим».  

Все мои знакомые (включая медиков) говорили тогда, что это чушь, что в марте о коронавирусе никто не вспомнит. С миллионом, действительно, ошибся – на месяц. Слава Богу, ошибся. Знаете, я сейчас гляжу на все с некоторым воодушевлением. В январе мне казалось, что весной по улицам Петербурга будут бегать банды обезумевших мародеров. А этого нет. И похоже, не будет. Хорошо ведь!