Мы oбрaтились к тaкoму спeциaлисту, чeлoвeку, кoтoрый сaм ни при кaкиx oбстoятeльствax нe тeряeт чувствo юмoрa и любви к жизни — Иoсифу Рaйxeльгaузa.   С Aнaтoлиeм Вaсильeвым oни — друзья вoт ужe примeрнo пoлвeкa. Вмeстe учились в ГИТИСe, вмeстe рукoвoдили дрaмaтичeским тeaтрoм имeни Стaнислaвскoгo.   Сeгoдня Иoсиф Лeoнидoвич eдвa ли нe пeрвый пoздрaвил свoeгo другa с днeм рoждeния, a нaм рaсскaзaл нeскoлькo зaбaвныx истoрий из жизни Aнaтoлия Aлeксaндрoвичa.

— Aнaтoлий Вaсильeв – вeликий русский рeжиссeр, гoвoрит Иoсиф Рaйxeльгaуз, — тaкиx нaзывaют стрaнным слoвoм «культoвый!». Нo чтo дeлaть, eсли другoгo слoвa здeсь нe пoдoбрaть. Тaк слoжилoсь, чтo мы вмeстe учились и дaжe жили вмeстe. Нeт, aпoлoгeтoв aктуaльныx тoлeрaнтныx трeндoв прoсьбa нe бeспoкoиться – мы прoстo жили в oднoй кoмнaтe в oбщeжитии ГИТИСa нa Трифoнoвскoй. Мы – друзья, o чeм я с гoрдoсть и рaдoстью зaявляю. Тoля, кaк стaрший тoвaрищ, сыгрaл oгрoмную рoль в мoeй жизни. И, конечно, стал героем некоторых баек. В том числе и иронических. У него с чувством юмора все в порядке.

Гафт и Васильев: первая встреча

Это было в самом начале моей работы в «Современнике». Мой однокурсник и друг Анатолий Васильев начал работать во МХАТе. Мы только получили дипломы. Я репетировал «Из записок Лопатина» , он – «Соло для часов с боем». Васильев рассказывал, что у него играют звезды МХАТа: Прудкин, Яншин, Александровская, Грибов, а я ему хвастался, что у меня играют Табаков, Даль, Добржанская и даже Гафт. Васильев сказал, что ему интересно познакомиться с Валентином Гафтом.   В свою очередь и Валентин Иосифович мне как-то заметил: «Говорят, твой   Васильев гений… Надо познакомиться».

И вот Васильев как-то зашел за мной в «Современник». Возник удачный момент для знакомства. На третьем этаже в переходе, где висела   доска расписания,   было место для   курения. Привел я туда Толю и сказал: «Жди. Сейчас найду Гафта».   Нашел Гафта в репзале   — он репетировал сам с собой, ведя какой-то диалог с невидимым партнером. Проводил   Валентина Иосифовича   на третий этаж. Гафт и Васильев пожали друг другу руки, а   я, решив им не мешать,   отправился на второй этаж в буфет.

В это время мне кто-то сказал, что меня искала Галина Борисовна Волчек. Я быстро поднялся в ее кабинет, но навстречу мне уже шел Гафт. Показав пальцем вниз, где только что произошла историческая встреча с Васильевым, он тем же пальцем стал выразительно крутить возле виска, демонстрируя, что представленный ему режиссер Васильев больной на всю голову. Я вернулся в буфет, куда уже входил Васильев. В ответ на мой вопросительный взгляд,   он,   показывая наверх, где только что оставил Гафта, абсолютно тем же жестом стал крутить у виска…Так гении оценили друг друга.

Кнебель и Васильев

Поскольку нам на курс в ГИТИСе никак не могли найти худрука – мы прогоняли всех, кого считали ретроградами — нас стала учить Мария Иосифовна Кнебель.   Вернее, Мария Осиповна, как ее принято было называть.  

Мы не сразу осознали, как нам повезло. Потому что шли учиться, ориентируясь на таких, как Эфрос, Любимов, Захаров, Товстоногов. А тут какая-то старушка азы рассказывает. Метод действенного анализа, который мы, конечно же, стали называть метод девственного анализа.   Хихикали и над фамилией Кнебель, как полные идиоты. Больше всего нас интересовало, в каких отношениях она состояла со Станиславским – было или не было?!  

А когда прочли в ее автобиографической книге, что она сидела на коленях у Толстого и у того были острые коленки, мы, конечно, живо интересовались, коленка ли это была или что-то другое? На всякие предложения и задания Марии Осиповны мы выдвигали контраргументы. Считали, что все это устарело, Эфрос делает не так. И мы доводили Марию Осиповну чуть ли не до слез.  

У Марии Осиповны был параллельно четвертый курс, где учились интеллигентные люди – Саша Бурдонский, Елена Долгина, ныне работающая в РАМТе с Алексеем Бородиным. Они уже поняли, кто такая Мария Осиповна и пытались нас образумить: ребята, ведите себя нормально, будьте мягче, мы переживаем. Но мы были настроены скептически.

В это время мы с Толей Васильевым выпускали в театре МГУ спектакль, и на афише он поставил фамилию своей мамы – Рабчинский. Однажды Лена Долгина приехала на дачу к Марии Осиповне. Мария Осиповна сидела и занималась каким-то очередным теоретическим трудом у себя в комнате. Ее старшая сестра Елена, очень переживавшая за свою сестру, которую   называла по-еврейски Монале, спросила:

— Леночка, что там за новые студенты у Монале? Они над ней издеваются. Она все время приезжает в слезах. Это какие-то выродки.

Долгина говорит: «Да нет, они интеллигентные ребята — образованные, чудесные. Пройдет время, переменятся. Это просто юношеский максимализм в них бурлит».

Елена Иосифовна не унимается: «Особенно выделяется какой-то Васильев – наверное, жуткий антисемит?» — «Да нет, он на самом деле Рабчинский, и мама у него Анна Давидовна».- « Монале, Монале! Ты слышишь? Оказывается этот бандит Васильев – еврей!»

Смерть от вилки

У нас было 10 советских студентов в ГИТИСе: из Молдавии, Литвы, Армении. Теперь они были бы иностранцами, а тогда считались наши. Они зачислялись по целевому направлению, практически, вне конкурса, чаще значительно уступая   по способностям тем, кто поступал   по конкурсу.  

Среди них были замечательные и талантливые — такие, как   17-летняя Регина Степонавичуте, наивная, впечатлительная и нежная, которую мы, более взрослые, опекали. Но были и такие, кого взяли по совершенно   непонятным критериям. К ним относился   Гриша Мовсесов, который нам сильно не нравился. Мы, как могли, его третировали. Например, если   он, жутко оглядываясь   и опасаясь наших проделок, все-таки приводил к себе девушку в общагу, мы выжидали необходимое время, пока Мовсесов   девушку эту «расслаблял».  

Дождавшись, когда выключится свет и рассчитав все этапы ухаживания, ныне народные артисты и профессора Борис Морозов, Анатолий Васильев, Андрей Андреев, Рифкат Исрафилов и я дружным хором орали под дверью: «Мовсесов, прекратите сейчас же!»   Включался свет, и девушка вылетала из комнаты. Мовсесов нас ответно ненавидел.

Как-то готовились к экзамену по режиссуре. Я побежал в буфет, пока Толя Васильев что-то репетировал. Там была большая очередь. Близко к прилавку стояла Регина, которая пропустила меня. Я что-то быстро купил. Мы сели за стол.

Мовсесов, который стоял в конце очереди, громко сказал: «Эти жиды всегда пролезут без очереди». Я, не раздумывая, метнул в него вилку. Вилка застряла в миллиметре от глаза, хлынула кровь. Я перестал есть – как есть без вилки? Регина выскочила с криком из буфета и прибежала в аудиторию, где репетировал Васильев. Она тихо к нему сзади подошла и прошептала: « Толя, там внизу в буфете Иосиф убил Мовсесова». Васильев, не останавливая репетицию, также негромко ответил: «Наконец-то».

Мовсесов выжил. Но на ближайшей сессии был отчислен за профнепригодность.

Ассистент по ноге

Это было много лет назад. Пятнадцать, может быть двадцать. Анатолий Васильев руководит Школой драматического искусства. Еще не построен театр на Сретенке, а было только здание на Поварской. Васильев вел там занятия, репетиции, мастер-классы, встречи. Надо хорошо понимать, что, с одной стороны,   Анатолий Васильев — выдающийся режиссер нашего времени, а с другой, он всегда сам вокруг себя выстраивал дополнительную ауру, дополнительные измерения. Потому что он очень многим событиям жизни, быта, природным явлениям   придает большое значение.   Поэтому некоторым людям, которые живут нормально, он кажется странным, необъяснимым. А в его системе координат все на своих местах. Вот один из случаев, вполне типичных для него.

Толя ставил спектакль где-то в Италии, я знал, что его еще долго в Москве не будет. Неожиданно раздается звонок.

— Оська, привет, я в Москве, можем увидеться и поговорить?

— Ты же в Италии?

— Понимаешь, я сломал ногу, нога в гипсе, не могу репетировать, и я у себя.

Мы договорились о встрече – с ним всегда надо на точное время договариваться. Например, с 13.45 до 16.20 или с 15.15 до 17.25. И я не обижаюсь, потому что он такой со всеми – даже с самыми близкими людьми. Я пришел в назначенное время на Поварскую. Все, кто попадались мне на пути, от охранника до секретаря, были в курсе моего визита и направляли меня к Анатолию Александровичу   с благоговением: «Да-да, проходите, Анатолий Александрович на месте, он у себя, он вас ожидает».

Я вошел. Толя сидел в удобном кресле. Перед ним стоял мягкий пуфик, а на пуфике лежала его нога в гипсе, укрытая белоснежной простынкой. Мы начали беседовать. Буквально через три минуты беседу прервала милая, симпатичная девушка. Она вошла, неся на подносе какие-то таблеточки, стаканчики. Подошла к Васильеву, что-то нежно прошептала. Он взял, глотнул, запил. Она ушла. Разговор продолжился.   Еще через 10 минут она опять появилась. Приподняла белую простынку, что-то поправила, аккуратно закрыла и ушла.

Я снова что-то начал рассказывать, но девушка вошла опять и стала проводить какие-то очередные манипуляции. Дождавшись ее ухода, я спросил: «Толя, кто это?» — «Не обращай внимания. Это ассистент по ноге». — «????» —   «Я сломал ногу, мне положили гипс, прописали всякие процедуры. Я что   — возьму это в голову? У меня есть ассистент по актерам, по литературной части, по постановочной части. Ну, теперь вот   — ассистент по ноге».